Мучная война - [92]

— Сударь, будьте уверены, если представится случай, я не премину походатайствовать за вас.

— Благодарю вас, вы кажетесь мне человеком чести.

Николя толкнул тяжелую дверь и вышел из камеры. На первом этаже он нашел коменданта, и тот с недовольным видом подписал записку Ленуара. Напомнив Ружмону о необходимости держать его визит в полнейшей тайне, Николя покинул крепость и ее неприятного управляющего.

Сев в фиакр, Николя предался размышлениям. Несмотря на возбуждение, речи узника звучали вполне осмысленно. Собственно, в чем его обвиняли? Не похоже, чтобы он злоумышлял против короля. Значит, из его речей можно было сделать вывод о существовании заговора государственных мужей. Столкнувшись со злоупотреблениями, честный и простодушный Лепрево стал громко возмущаться… Но горе тому, кто поднимает шум с благими намерениями! Видимо, подозрения поборника истины завели его слишком далеко и высоко. Служители короля, министры, интенданты, откупщики, оптовые торговцы и армейские поставщики постепенно, незаметно для посторонних глаз, захватывали торговлю зерном в свои руки. Тайна скрывала продажность и служебные злоупотребления, а донос пресекал любые поползновения сделать махинации достоянием гласности. Честный и упорный Лепрево де Бомон, не обладая достаточными доказательствами, попытался выступить в роли разоблачителя, но те, кто стоял у руля государства, не могли этого допустить.

Служа королю, Николя вполне мог представить себе мотивы, по которым Лепрево удерживали в одиночном заключении. Множество подданных его величества были уверены в существовании заговора, «пакта голода», а потому выход на свободу человека, готового во всеуслышание доказывать существование сговора, мог породить ненужные волнения. В 1774 году портной, мэтр Вашон[43], сообщил комиссару королевской полиции, что, судя по слухам, короля обвиняли в создании ажиотажа вокруг запасов зерна. В то время даже Бурдо верил этим слухам, а когда Николя стал их опровергать, посчитал своего начальника излишне прекраснодушным и не знающим жизни.

Убеждения Николя помещали истину где-то посредине. Прежняя система регулирования торговли зерном, несомненно, открывала простор для махинаторов, извлекавших выгоду из ее несовершенства. Возможности множились, пользовались ими бесконтрольно, и дряхлый механизм монархии стал давать сбои. Зло зарождалось, росло и расползалось по всему королевству; откупщики и прочая сомнительная публика, кишевшая вокруг главного продукта питания, показала зубы, беспорядки привели к несправедливостям. Бывший секретарь управляющего церковной собственностью, радея за государство, принялся кричать о злоупотреблениях на всех углах.

Николя окончательно заблудился в собственных мыслях, уводивших его далеко от срочных нужд дня сегодняшнего. Но постепенно его охватила хорошо известная ему лихорадка охотника, почуявшего дичь. Связь между семьей Энефьянс и убитым булочником с улицы Монмартр открывала простор для новых версий… Следовало уточнить обстоятельства исчезновения сына Энефьянса. Поглощенный обдумыванием новой версии и связанных с ней новых задач, Николя велел кучеру высадить его у начала тихой улочки Пуарье.

Глава X УПРЕЖДАЮЩИЕ ШАГИ

Истина, как солнце, не может двигаться в обратном направлении.

Барон Гольбах

Уверенный, что, посетив Шатле, Рабуин вновь присоединился к Сортирносу и они вместе несут службу где-нибудь неподалеку, Николя спрыгнул на мостовую и огляделся. Судя по тому, что лавка сапожника была заперта, хозяин ее в настоящий момент отсутствовал. В этот предвечерний час улица казалась пустынной, однако он точно знал, что осведомители где-то здесь, в незаметном на первый взгляд укрытии. Озираясь по сторонам, он ожидал сигнала, которым Рабуин обычно выдавал свое присутствие: крика птицы, свиста или неожиданно выкатившегося из-под ног камня. Но все было тихо, и он встревожился. Неужели неизвестный вышел из дома и оба агента, оставив наблюдательный пост, отправились за ним? Или же Рабуин задержался, а Сортирнос отправился следить за женщиной?

Время шло неимоверно медленно; не вытерпев, он направился к обветшавшему особняку, расположенному напротив дома Энефьянса. Ворота уступили при первом же толчке; при входе под портиком он заметил разбросанную солому. Постройка ничем не отличалась от владений Энефьянса. Жилой дом пришел в негодность, и, хотя Николя двигался очень осторожно, половицы то и дело потрескивали. Внезапно он замер от удивления: впереди на полу валялось снаряжение Сортирноса — два ведра, клеенчатый плащ и коромысло. Неужели их владелец стал жертвой нападения? Оглядевшись, он заметил запачканную и помятую треуголку Рабуина, легко узнаваемую по светлому кремовому цвету. Что здесь произошло? И куда делись его друзья? Он спешно обошел все комнаты, внимательно заглядывая в каждый угол. Вокруг царила приводившая в отчаяние тишина, и только под ногами трещали деревянные полы.

Отыскивая вход в подвал, он услышал сдавленные крики, доносившиеся из-за кучи гнилых заплесневевших дров: там открывался темный узкий проход. Ступив под высокие своды, он выдрал листок из записной книжки и зажег его, но сквозняк тотчас загасил импровизированный светильник. Он двинулся на ощупь, и вскоре приглушенные призывы зазвучали более отчетливо. Неожиданно нога его наткнулась на что-то мягкое; нагнувшись, он разглядел распростертое тело. Рука нащупала лицо с кляпом во рту. Порывшись в карманах, он вытащил перочинный ножик и не без усилия перерезал плотные завязки. Раздался шумный выдох.