Мучная война - [4]

Несмотря на по-зимнему холодный воздух, комиссар смел снег со ступеней фонтана Доннербруннен, в центре которого высилась статуя Провидения, окруженная по цоколю амурчиками, и сел. Почуяв иностранца, словно из-под земли возник чичероне; стараясь изо всех сил говорить так, чтобы его не было слышно, он сообщил приезжему, что нагие статуи, изображавшие четыре притока Дуная, сочли оскорбляющими нравственность, и их убрали по приказу императрицы. Получив от Николя несколько монеток, рассказчик удалился, а комиссар вновь погрузился в собственные мысли. Его пребывание в Вене становилось все более загадочным, и он стал вспоминать странные стечения обстоятельств, предшествовавшие сегодняшнему дню…

Две недели назад жизнь его помчалась галопом. Сартин призвал его к себе и, усадив в карету, молча повез в Версаль. В министерском крыле их немедленно проводили к министру иностранных дел Вержену. Мигая насмешливо взиравшими на окружающих глазками, выделявшимися своей живостью на длинном прыщавом лице с отвислыми щеками, министр небрежно, словно старого знакомца, приветствовал Николя. В качестве вступления Сартин напомнил, что Николя давно посвящен в тайну секретной службы покойного короля, и далее повторил все то, о чем рассказывал комиссару прошлой осенью. Аббат Жоржель, секретарь французского посланника в Вене принца Луи де Рогана, обнаружил, что секретная переписка короля перлюстрируется австрийским кабинетом. Бесспорные доказательства и материальные тому подтверждения предоставил таинственный посредник в маске. Это подтверждало сведения, которыми располагал Версаль относительно шпионской сети перехвата, окутавшей не только государства, входившие в наследную монархию Габсбургов, но и многочисленные княжества империи. Сеть плелась на каждой почтовой станции, где имелась потайная комнатка. Ее агенты, обладавшие поистине дьявольской ловкостью, разгадывали самые сложные шифры. Новый посол в Вене, барон де Бретейль, не смог добиться от аббата Жоржеля необходимых разъяснений о перебежчике, поставлявшем сведения аббату. Тут Вержен обратился к Николя:

— Как вы понимаете, сударь, у этого аббата с повадками ястреба совершенно иная логика, нежели у меня. Он засыпает меня противоречивыми донесениями, утверждая при этом, что князь Кауниц[4] ему полностью доверяет. Как будто бы в этой сфере может идти речь о доверии! Этот Жоржель пишет, что Кауниц якобы постоянно ведет с ним доверительные разговоры. Но я на собственном опыте знаю, чего стоят подобные откровения властей предержащих. Опутав лестью простодушное сердце, они принимаются выдавать песок за овес.

Встав с кресла, он засеменил по комнате.

— Я недоволен, да, недоволен этим господином, столь щепетильным, что стоит мне только потребовать от него разъяснений относительно его деятельности и его тайных связей, как он немедленно встает на дыбы. Так что, сударь, буду вам весьма признателен, если вы разузнаете все возможное о загадочном поставщике новостей нашего аббата. Тем более что я не очень уверен в точности донесений Жоржеля…

Он вздохнул.

— …увы, такое случается, и весьма часто, ибо людей можно подкупить… С помощью Бретейля вы также доставите мне донесение о недавнем расширении границ империи, и в частности, в Молдавии: территория, численность и характер войск, расквартированных там, и разного рода сведения, кои мне весьма приятно получить, хотя господин аббат почему-то считает, что они интереса не представляют, а значит, не сыщут ему славы.

— А вы, господин граф, — обратился он к Сартину, — уточните все детали с господином комиссаром, который по такому случаю отправится в путешествие под именем маркиза де Ранрея. Позаботьтесь сообщить ему все, о чем мы с вами говорили. У меня в министерстве ему откроют неограниченный кредит. И позаботьтесь о паспортах…

Вернувшись в Париж, Сартин и Николя немедленно принялись за работу. Сартин, всегда очень предусмотрительный, когда ему приходилось лично заниматься каким-либо делом, поведал, какой предлог избрали для поездки Николя. Барон де Бретейль не сумел взять с собой бюст королевы, который та хотела подарить матери, ибо Севрская мануфактура не успела справиться с заказом до его отъезда. Николя поручалось сопроводить бюст и вручить его августейшему адресату. Чтобы придать больше блеска и правдоподобия его миссии, ему для сопровождения предавался шевалье де Ластир, имевший чин подполковника. Для путешествия выбрали просторную дорожную карету, в качестве лакея и телохранителя велено было взять Рабуина. Николя заметил, что Бурдо… Но Сартин не пожелал ничего слушать: он только что снова занял место начальника полиции, одновременно продолжая управлять своим морским министерством. Опыт инспектора и полное доверие, которым он пользовался у Сартина, делали его совершенно незаменимым в отсутствии следователя по особым делам.

Николя напомнил, что владеет только английским языком и без знания немецкого рискует провалить задание. Поэтому он абсолютно уверен, что ему следует взять в поездку доктора Семакгюса, и полагает, что генерал-лейтенант его поддержит.

Выдающийся ботаник, доктор часто высказывал желание посетить Ботанический сад императора Франца I в Шенбрунне и встретиться с учеником Жюсье Николаусом фон Жакеном, известным своими путешествиями на Антильские острова и в Колумбию. Растения, привезенные им из этой экспедиции, стали украшением императорского Ботанического сада. Из духа противоречия Сартин немедленно воспротивился, заявив, что речь идет отнюдь не о научной экспедиции. Однако, узнав, что корабельный хирург прекрасно говорит по-немецки, изменил свое мнение. К тому же Семакгюс всегда был готов дать дельный совет, а в случае необходимости и обнажить шпагу. Наконец Сартин выдал комиссару солидную сумму наличными и векселя на один из венских банков. На следующий день Николя явился к утреннему туалету королевы; та, как обычно, одарила его обворожительной улыбкой, а услышав, что «Компьеньский рыцарь» сопровождает ее бюст, изготовленный для «дорогой маменьки», захлопала в ладоши. Австрийский посол Мерси-Аржанто, присутствовавший при встрече, заверил его в своей поддержке, предложил свои услуги и пообещал рекомендательные письма, кои ему доставят сегодня же вечером. Посол знал комиссара со времен визита эрцгерцога Максимилиана во Францию. Набросав записку для Марии Терезии, королева передала ее посланцу и, рассмеявшись, попросила подтвердить императрице, что записка написана ее собственной рукой. Спускаясь по лестнице, Николя пообещал самому себе непременно раскрыть тайну просьбы королевы; услышав торопливые шаги, он, обернувшись, увидел, что его догоняет австрийский посланник; настигнув Николя, Мерси-Аржанто, задыхаясь, сообщил ему, что с недавнего времени королева усердно работает над своим почерком, дабы он не походил на детские каракули.