Мученицы монастыря Святой Магдалины - [52]

— Разве вас не должно быть двое?

— Напарник не стал выходить в такую погоду.

Мы справились скверно. Веревка врезалась мне в руки, и я сломал два ногтя. Когда мы закончили, к могиле подошла женщина и бросила на гроб единственную белую розу. Я подошел к ней.

— Мэгги?

— ?

— Вы сестра Билла?

Женщина отшатнулась от меня, как будто я собирался ее ударить. У нее был вид побитой собаки. Всей своей позой она напоминала жертву. Даже в глазах затаилось ожидание грядущего наказания. Я постарался принять самый мирный вид. Не слишком простая задача, если ты упакован в шинель, промок насквозь и стоишь в двух шагах от могилы. Женщина ответила:

— Да.

Как будто признавала себя виновной.

Я протянул руку и представился:

— Джек Тейлор.

Она медленно взяла мою руку и спросила:

— Вы были другом Билла?

У нее были огромные глаза, как блюдца; ничто плохое никогда ее не касалось. Мне не хотелось откровенно лгать этому человеку, поэтому я сказал:

— Мы вместе учились в школе.

— Билл не любил школу.

— Я тоже.

Казалось, ей стало легче, и она сказала:

— Очень мило с вашей стороны прийти в такой ужасный день.

Я не мог сказать ей правду. Малачи тронул меня за плечо и попросил:

— Можно тебя на одно слово?

— Одно слово?

Я посмотрел на Мэгги:

— Извините меня, я сейчас вернусь.

Повернулся к нему и рявкнул:

— Что надо?

Малачи отшатнулся. Господи, что это с ними со всеми? Наверное, от меня исходили такие токи, которые могли убить. Он проговорил:

— Я удивился, увидев тебя здесь.

— Как будто это твое дело.

Малачи сделал бесполезную попытку стереть влагу с лица. Даже его стоячий воротничок был мокрым насквозь. Он сказал:

— У твоей матери случился инсульт.

— Да?

— Господи, неужели это все, что ты можешь сказать?

— Где она?

— Теперь уже дома. Ты ее навестишь?

— Подумаю.

— У тебя сердце Сатаны.

— Благодарю.

Я снова повернулся к Мэгги. Она с тоской смотрела на могилу. Я хотел взять ее за руку, но подумал, что она вздрогнет. Предложил:

— Мэгги, хотите, я поймаю вам такси?

— Нет, нет, у меня есть машина.

Заметив мое изумление, она объяснила:

— Билл мне ее купил. Заставил меня учиться водить. Мне это трудно давалось, я бы бросила, но вы ведь знаете Билла. Он был не из тех, кому можно возражать.

Я кивнул. Вот под этим я и сам бы мог подписаться.

Мэгги посмотрела на меня:

— Я не знаю, что надо делать после этого.

— После этого?

— Ну, вы знаете, люди снимают рестораны и устраивают поминки, но…

Ее огорчение из-за отсутствия людей можно было почувствовать на ощупь, поэтому я не удержался:

— Почему бы нам не пойти и не выпить за упокой его души?

Ужасно было видеть, как Мэгги ухватилась за эту спасительную фразу. Она почти воскликнула:

— А вы не пойдете… это было бы чудесно… Я заплачу… Мы сможем поговорить о Билле… и…

Сердце мое упало

Ее машина, «тойота», стояла прямо у ворот. Она села за руль. Вид у нее был совершенно растерянный. Но прежде чем я успел заговорить, она взяла себя в руки, с третьей попытки машина завелась, и мы выехали на дорогу. Мэгги виновато улыбнулась:

— Плохо у меня получается.

— Не беспокойтесь.

Я решил, что нам обоим хватит. Мы ехали со скоростью улитки. Другие водители поливали нас руганью. Я предложил:

— Может быть, стоит включить третью скорость?

— Ох…

Когда мы проезжали паб «У Тонера», я попросил:

— Остановитесь здесь.

Нашу попытку припарковаться сопровождал визг шин. Наконец мы встали за фургоном.

Мэгги спросила:

— Машина тут будет в безопасности?

По крайней мере, до того момента, как появится водитель фургона. Я произнес:

— Конечно.

* * *

Когда все закрылось,

Я почувствовал, что закрылся и я

И как

Мне вернуть себя обратно?

К. Б.

~ ~ ~

Паб размещался на большой террасе с задней стороны здания. Несмотря на мерзкую погоду, там было светло и приятно. Бармен кивнул нам:

— Сейчас подойду.

Мы сели, и Мэгги сказала:

— Я вас угощаю.

Мне пришло в голову, что ей очень редко приходится произносить эту фразу. Когда подошел бармен, она попросила:

— Мне маленькую рюмку шерри.

Я заказал виски.

Ожидая заказ, мы сидели молча. Казалось, Мэгги это не мешало — наверное, она к такому привыкла. Когда принесли выпивку, я поднял рюмку:

— За… Билла.

Тут она начала плакать.

Негромкие такие рыдания. Хуже того, ее тело так сотрясалось, что было больно смотреть. Слезы катились по щекам и капали в рюмку. Я смотрел в окно на дождь.

Я вспоминал строчки из Мертона, которые были созвучны моему душевному состоянию.

Я не открывал глаз, больше из равнодушия, чем по какой-то другой причине. Но все равно не было смысла их открывать, чтобы посмотреть на гостя, посмотреть на смерть. Смерть — это кто-то, кого ты видишь очень ясно глазами, глядящими из середины твоего сердца; глазами, которые не реагируют на свет, но реагируют на озноб, гнездящийся в самом центре твоего сердца.

Мэгги вытерла глаза и проговорила:

— Здесь очень мило.

— Очень.

— Я редко где-нибудь бываю.

Я поискал подходящее клише для ответа, не нашел и спросил:

— Билл говорил с вами о Рите Монро? Вздрогнув, Мэгги ответила:

— Он был одержим ею.

— Почему?

Она отпила глоток шерри и начала:

— Билл обожал нашу маму. Но она не была… ну, я думаю, она была очень… хрупкой…

Мэгги нервно рассмеялась и продолжила:

— Полагаю, она передала мне это. Так или иначе, но мама постоянно болела и часто… наносила себе вред. Тогда ее отправляли в больницу. Надолго. Билл не мог этого понять. Он впадал в ярость, винил отца, винил меня. Он ужасно радовался, когда мама возвращалась домой. В те периоды, когда она себя хорошо чувствовала, Билл становился совсем другим. Радостным. После смерти мамы отец посадил нас и рассказал о ее пребывании в монастыре Святой Магдалины, объяснил, что она так и не оправилась. Рассказал о том, что эта женщина, Рита Монро, выбрала ее мишенью для своих издевательств. Как только Билл об этом узнал, он стал просто одержимым…