Му-анг - [17]

Я не стал объяснять имперцу, что есть ещё чёрная пирамида и прочие местные развлечения, которые выглядят куда опаснее эллипсоидов. Предоставил ему возможность посмотреть на всё своими глазами.

Мы обошли территорию, заодно я выслушал рассказ о том, как имперец попался. Про базу на другом конце континента он говорил скупо и без подробностей, и о своей миссии на поверхности — тоже, но про то, как ввязался в воздушный бой с эллипсоидом, скрывать не стал. Вместе с пилотируемым штурмовиком чужого атаковал целый рой беспилотников, пилот отлично знал, что идёт фактически на смерть, но всё равно, с задания не слился.

— Мы его почти задавили, — развернув в воздухе экран, показывал он схватку. — Видишь, эта тварь словно расплываться стала, края сделались прозрачными, чуть-чуть не хватило, может ещё один штурмовик, и мы бы его сделали. У дронов гравизахваты слабые, тут мощная техника нужна, может, ребята уже придумали, как пришельца уничтожить, и скоро нас освободят.

Разочаровывать я его не стал, сдержанный оптимизм — это хорошо, мы заглянули в капсульный зал, там имперец уверенно опознал военное оборудование для ускоренной подготовки пилотов. Для того, чтобы увериться в моих словах, он очень профессионально допросил нескольких пленников, почему-то моего нового знакомого больше интересовало прошлое, чем настоящее. Один из попавшихся нам республиканцев оказался штабным офицером, и выложил имперцу много интересного — и про планы республиканского командования, и про те силы, которые были брошены в систему, и про те, которые остались в соседней. Мой приятель прямо-таки лучился от счастья и нетерпения доложить об услышанном своему начальству. И активно включился в обсуждение способов побега.

Парень продержался так до вечера, умело избегая надзирателей, а потом пробрался в семнадцатый блок, и занял свободный пенал.

— Если я просплю построение, разбуди, очень хочется на это посмотреть.

Имперца будить не пришлось, он стоял в первых рядах, глядя на парящую пирамиду, и, как и все остальные, по-дурацки улыбался. Мой знакомый, а точнее — знакомая, обнаружилась неподалёку — увидев пилота, она подошла к нему и что-то спросила. Судя по её гримасе, ничего стоящего узнать не удалось.

Зато я кое-что узнал. Значит, распределитель — не то место, где промывают мозги, пирамида основной элемент подчинения. Оставалось узнать, почему мы с моей нехорошей знакомой не такие, как все.

Глава 6

Глава 6.

Внутренние часы работали без сбоев — я проснулся за пять минут до того, как вереница народа потянулась на улицу, и уселся на краю пенала, наблюдая за нужным отсеком. Он открылся, но его обитательница, похоже, в общую толпу вливаться не собиралась. Была видна её голая ступня, которую она свесила наружу. Пленники вели себя прилично, в чужие дела не вмешивались, за чужие конечности не хватались, и тихонечко разошлись по своим делам.

Блок опустел. Назрел момент для приватной беседы, я спрыгнул на пол, и заглянул в отсек на втором ярусе — советник Илли Доушем лежала на спине без одежды, закрыв глаза, её эмоциональный фон был совершенно спокон, словно не в плену спала, а у себя в комнате на базе. Не удержался, потрогал её за плечо, она потянулась, выгнув изящную спину и выпятив небольшую аккуратную грудь, поморгала, прищурилась.

— Дэн? — хрипло произнесла она. — Что ты тут делаешь?

— А ты?

— Я сплю. Но если ты так хочешь, присоединяйся, вдвоём веселее.

— Нет, — я покачал головой. — Почему ты не снаружи, вместе со всеми?

Не успел среагировать — теперь я лежал на спине, а голая женщина сидела на мне, прижимая костяшки пальцев к горлу. Глаза у меня не вылезали из орбит, и что там творится возле моей шеи, я мог только предполагать, но неприятные ощущения и тихое потрескивание как бы намекали, что колечки на пальцах у неё не только для красоты были нацеплены. И хватка у этой хрупкой на вид советника Доушем была бульдожья.

— Вот и я хочу выяснить, — протянула она задумчиво, чуть наклонила голову, словно раздумывая, стоит ли вообще что-то выспрашивать, — почему ты здесь, а не со всеми. И как ты вообще здесь оказался.

У какого-то из старых авторов, писавших о древних греках я прочитал, что красивые женщины изначально не были злыми. Они могли быть жестокими, бессердечными и равнодушными, но это шло не от злости, а от возвышенности. Весь уродливый мир лежал у их ног, и тут уж приходилось выбирать, или опуститься до его уровня и стать как все, или остаться там, у себя, в немыслимой вышине.

Так было до тех пор, пока не появилась пластическая хирургия. Ещё за тысячу лет до новой эры в Индии умудрялись исправлять форму носа, используя кожу со лба — а в Индии, если верить внешности моих знакомых индусов, носы у них всегда были внушительными. С точки зрения цивилизованного человека, которым я себя считал, все эти манипуляции со скальпелем и молотком были чистой воды варварством, и так продолжалось до тех пор, пока медицинская техника не достигла нужного уровня, и производство красоты поставили на конвейер, тем самым сбросив её, красоту, вниз. Или подняв весь мир до её уровня, кому как удобнее думать.