Мрассу — Желтая река - [8]

Игнат помрачнел, поджал губы.

— Может, пронесет, — сказал я.

Игнат ничего не ответил. Он хмуро посматривал на темнеющие берега, и я догадался, что Игнат выбирает место для ночевки. Но берега здесь были круты, скалисты, без единой мало-мальски подходящей поляночки для палатки.

Начал накрапывать дождик. Не пронесло! Я заерзал — что же делать? — сами намокнем, рюкзаки подмокнут, продукты…

— Не шебутись, — сказал мне Игнат, — помоги лучше матросу.

Валера достал откуда-то полихлорвиниловый тент, развернул, протянул мне конец, и мы укрыли им груз. Дождь усиливался.

Впереди замаячил остров. Покатый мысок сбегал к реке, рассекая ее на две части. Мысок густо порос травой, кустарником и, судя по всему, на нем было вдосталь наплаву — прибитых рекой бревен сучьев, что в нашем положении имело немаловажное значение.

— Держать курс на мыс, — повеселел Кузьма.

Игнат вовремя скинул газ, поднял мотор. Корабль наш проскребся днищем по галечнику и зарылся в прибрежную траву. И вот тут-то я понял, что такое на самом деле флот Кузьмы Куркова, или, как его называли заводские остряки-завистники, Кузькин флот.

Не было сказано ни единого лишнего слова. Адмирал первым выскочил на берег, быстренько обежал мыс, нашел удобное для палатки место и, подставив спину дождю, стал разжигать костер. Игнат взял топор и пошел в редкий лесок рубить колья для палатки. Валера подтянул лодку повыше, привязал ее за куст тальника, нырнул под тент, достал палатку. И только я стоял остолопом, не зная, что делать. Дождь перешел в настоящий ливень. Я решил помочь Валере ставить палатку.

— Твое дело — трава, — сказал Валера.

— Какая трава?

— Под палатку.

Ясно. Мог бы и сам догадаться. Спать на сыром галечнике неспособно, да и небезопасно — в два счета радикулит заработаешь. Я стал рвать высокий папоротник, который в изобилии рос на кочкарнике возле леска.

Потянуло слабеньким дымком. Защищая с трудом добытый огонь от дождя, Кузьма распростер над костерком полы куртки и походил на хищную птицу. Когда костер разгорится, дождь будет ему не страшен.

Игнат принес колья, и они с Валерой пришли мне на помощь. Никогда не думал, что под палатку надо столько травы. В конце концов, можно было бы и так перемаяться одну-то ночь. Но у ребят на этот счет было свое мнение. Мне не хотелось в первый же день ударить перед ними лицом в грязь, и я старался изо всех сил.

Штормовка, капюшон, брюки промокли насквозь. Непривычный к физической работе, я быстро устал, но не подавал вида. Ломило руки занемели, вода с капюшона заливала лицо, под коленками появилась противная дрожь, кровь стучала в виски, в глазах темнело. Казалось, еще минута и я не выдержу, упаду прямо на мокрую гальку меж кочек и черт с ним, радикулитом, ливнем, предстоящим ужином.

И вдруг, захватив в горсть под самый корень очередную «порцию» папоротника, я увидел маленькое, совсем маленькое солнышко. Оно светило мне, словно из-под земли, лежа на темной, насквозь пропитанной водой кочке, и как бы говорило улыбчиво: «Ну, чего нюни распустил? Все хорошо. Все очень-очень хорошо».

Это была только что народившаяся волнушечка. Кругленькая, веселая, с розовыми разводами. Посередине ее в неглубокой пока впадинке блестела вода.

Я привык брать волнушки осенью на скошенных полянах в березовых колках и никак не мог представить, что встречу этот красивый и особенно вкусный для засолки грибочек на необитаемом таежном острове, на какой-то сырой кочке в зарослях папоротника.

— Ребята, сюда… Скорее! — крикнул я, словно волнушечка могла исчезнуть.

Я, наверное, перестарался, крикнул очень громко и, может быть, испуганно, потому что ребята бросили работу и тотчас примчались ко мне. Даже Кузьма оставил свой, по-настоящему еще не разгоревшийся костер.

— Что случилось?

— С-с-смотрите… Это же просто непостижимо… Да вот сюда, сюда смотрите. Это же… — Я млел от восторга и счастья. — Во-олну-шечка…

— Тьфу! Я-то подумал — змея, — Валера швырнул здоровенную палку, прихваченную на случай встречи со змеей.

И тут проглянуло настоящее солнце. Вечернее уже, почти не греющее, но приветливое и ласковое. Дождь прекратился. Костер запылал, и вода в ведре к вящей радости адмирала закипела.

Быстро установили палатку, развесили у костра мокрую одежду и насели на Кузьму: «Давай корми!»

— Ну, кто пробу снимет? — Кузьма выхватил из ведра ложку густого варева.

За пробой потянулись все.

— Тогда я сам, — сказал Кузьма и, дуя, стал слизывать с ложки зеленовато-желтую кашицу.

— Чегой-то не хватает… Или лишку… — взгляд адмирала выражал явную растерянность.

Второпях адмирал перепутал концентраты и сварил гороховое пюре вместе с заварным кремом.

— Ничего, привыкай, — сказал мне Валера. — Бывало и хуже, — и повернулся к Игнату: — Под это бы дело граммчиков по двадцать для сугреву… Пошло бы за милу душу…

— Все наши граммчики скушал некий руководящий товарищ, — сказал не без намека Игнат, искоса глянув на Кузьму, который болезненно переживал ошибку и самоотверженно поглощал свое произведение кулинарного искусства. — Но если поставить вопрос на голосование…

— Неужели есть? — глаза у Валеры нехорошо заблестели.