Мрак покрывает землю - [35]

Де Лара вошел так тихо, что дон Лоренсо только тогда повернул голову от камина, когда увидел в полосе света перед собой тень человека. При виде де Лары он вскочил слишком резко и поспешно. Но дон Мигель сделал вид, словно не заметил этого.

— Я пришел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь? — сказал он.

На нем был темно-пунцовый балахон с затейливым златотканым узором, и этот домашний наряд делал его в глазах Монтесы еще более чуждым. На какой-то миг он почувствовал себя в присутствии этого человека чуть ли не варваром. Но пробудившаяся гордость тотчас прогнала эту унизительную мысль, и он небрежным тоном сказал:

— У тебя превосходное вино. Садись и выпей со мной. Ты живешь в этой глуши, как в сказке.

— Ты полагаешь? По правде говоря, мне трудно судить, можно ли назвать это сказкой или нет. Просто я живу, как мне нравится.

Дон Лоренсо громко рассмеялся.

— Однако излишней скромностью ты не отличаешься. И говоришь об этом таким тоном, словно даешь понять: только ты один можешь себе позволить жить, как хочется. Ты в самом деле так думаешь?

— Нет, — отвечал дон Мигель. — Я не ставлю себе этого в заслугу. Просто одни люди живут согласно своим склонностям, а другие — вопреки им.

— Конечно, первых, как я догадываюсь, по-твоему, отличают всевозможные добродетели, в том числе необычайная храбрость.

— Ты угадал. В наше время, чтобы иметь собственное суждение, надо обладать храбростью.

— Как видно, нынешние порядки тебе не слишком по вкусу?

— Напротив, я отдаю должное их беспримерной справедливости.

— В самом деле?

— До сих пор, как известно, между людьми не было равенства. Одним судьба благоприятствовала больше, другим — меньше. А сейчас страдание уравняло всех.

Дон Лоренсо нахмурился.

— Ты рассуждаешь, как еретик.

— Я говорю то, что думаю.

— Тем хуже для тебя, если ты так думаешь.

— А не кажется ли тебе, сеньор, что посреди всеобщих бедствий меньше страдает тот, кто умеет их предвидеть?

— Не знаю. Я привык считать, что побеждает тот, кто вообще даже не помышляет о неудаче.

— Я не сомневался, что ты именно так думаешь. Но ведь дороже надежды нет ничего.

Дон Лоренсо наполнил вином кубок и, поднеся его ко рту, твердо сказал:

— Надежда не знает поражений.

— Тем хуже, — сказал дон Мигель.

— Для надежды?

— Нет, для тех, кто ею обольщается.

Дон Лоренсо сделал нетерпеливое движение.

— Трудно поверить, что, будучи таким молодым, ты самому себе обязан столь глубоким знанием жизни. Признайся, дон Мигель, у тебя были, наверно, незаурядные наставники?

— Незаурядные? Нет, пожалуй, это были люди заурядные, но они достойны того, чтобы о них упомянуть. Может, тебя, сеньор, это удивит, но до некоторой степени я тебе обязан тем, что случай свел меня с одним из них.

Дон Лоренсо повернул к нему налившееся кровью лицо.

— Поостерегись, дон Мигель. Я могу пренебречь тем, что я твой гость, если ты не перестанешь говорить загадками.

— Я не хотел тебя обидеть, дон Лоренсо, — спокойно ответил де Лара. — Ты спрашивал меня о моих наставниках, так вот об одном из них я хочу тебе рассказать.

— Но ведь не я же им был?

— Конечно, не ты, сеньор.

— Какое же это имеет ко мне отношение?

— Скорее ко мне, чем к тебе. Послушай. Несколько лет назад в такую же дождливую погоду, как сейчас, мои люди обнаружили пониже перевала Санта Анна едва живого, оборванного человека. Они привели его в замок. Он проболел много недель, но спасти его так и не удалось. И через несколько месяцев он умер.

Наступило молчание.

— Кто же был этот человек? — спросил дон Лоренсо.

— Его имя вам несомненно хорошо известно. Это был дон Родриго де Кастро.

На лице дона Лоренсо не дрогнул ни один мускул. Он медленно осушил свой кубок.

— Забавные вещи рассказываешь ты, дон Мигель, — небрежным тоном сказал он. — Вот уж никогда не думал, что он осмелится вернуться. Что же он тебе говорил? Небось выставлял себя жертвой чудовищной несправедливости?

— Напротив, — отвечал дон Мигель, — по его мнению, священный трибунал не может ошибаться. И хотя обстоятельства вынудили его оставаться в моем доме, он не скрывал того, что ему неприятно пользоваться гостеприимством человека, чей образ мыслей он не разделяет. Думаю, в глубине души он меня презирал.

— Значит, он так и не расстался со своей сатанинской гордыней?

— Прежде всего, мне кажется, с верой.

— С верой? Во что?

— Вы меня спрашиваете об этом?

Дон Лоренсо пожал плечами.

— До сих пор я считал его негодяем, но, если верить твоим словам, он просто-напросто безмозглый дурак. На что он рассчитывал, желая вернуться? Неужели он был так наивен, что надеялся на прощение?

— Нет. Его заветным желанием было служить. Он думал, что скоро поправится и под вымышленным именем наймется матросом на корабль Колумба. Для этого он и бежал из ссылки. Вот и все.

Дон Лоренсо попытался встать, но не смог, так он отяжелел от вина. «Я слишком много выпил», — подумал он. Но голос его, хотя и несколько хриплый, прозвучал твердо, когда он спросил:

— Чему же тебя научил господин де Кастро?

— Тебя удивило, когда я сказал, что дороже надежды ничего нет. Так вот, никто не мог бы убедительней доказать мне это, чем сеньор де Кастро. Теперь тебе понятно, почему я говорил, что ты косвенным образом повлиял на мое воспитание?