Мрачный Жнец - [88]

Когда он ушел, за спиной Сдумса появилась тень.

– ВЕТРОМ СДУМС? Сдумс даже не обернулся.

– Да.

Краешком глаза он увидел, как на парапет легли две костяные руки. Фигура устроилась поудобнее, и снова воцарилась мирная тишина.

– Разве ты не сразу приступишь к делу?

– ТОРОПИТЬСЯ НЕКУДА.

– А я думал, пунктуальность – твой конек.

– В СЛОЖИВШИХСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕСКОЛЬКО МИНУТ НЕ ИМЕЮТ РЕШАЮЩЕГО ЗНАЧЕНИЯ.

Сдумс кивнул. Они стояли рядом в тишине, а вокруг начинал шевелиться город.

– Знаешь, у меня была чудесная жизнь после смерти. Ты где пропадал?

– Я БЫЛ ЗАНЯТ.

Сдумс, впрочем, почти не слушал его.

– Я встретил людей, о существовании которых даже не подозревал. Я переделал массу дел. И наконец понял, кто такой Ветром Сдумс.

– И КТО ЖЕ ОН?

– Ветром Сдумс.

– ПОНИМАЮ, ЧТО ИМЕННО ТЕБЯ ТАК ШОКИРОВАЛО.

– Да.

– ПРОШЛО СТОЛЬКО ЛЕТ, А ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОДОЗРЕВАЛ.

Ветром Сдумс точно знал, что означает слово «ирония», но он также умел распознавать и сарказм.

– Тебе-то легко говорить, – пробормотал он.

– МОЖЕТ БЫТЬ.

Сдумс снова уставился на реку.

– Знаешь, было просто чудесно, – признался он. – После всех этих лет я наконец-то почувствовал себя нужным. Это очень важно.

– ДА. НО ПОЧЕМУ?

Сдумс выглядел удивленным.

– Не знаю. Откуда мне знать? Потому что мы были вместе, я полагаю. Потому что никого там не бросили. Потому что, как выяснилось, ты давным-давно был мертв, но ничего не знал. Потому что нет ничего хуже одиночества. Потому что люди – это люди.

– А ШЕСТЬ ПЕНСОВ – ЭТО ШЕСТЬ ПЕНСОВ. НО ПШЕНИЦА – ЭТО НЕ ПРОСТО ПШЕНИЦА.

– Да?

– ДА.

Сдумс сел и прижался спиной к мосту. Камни были еще теплыми от дневной жары.

К его удивлению, Смерть поступил точно так же.

– ПОТОМУ ЧТО ТЫ – ЭТО ТЫ.

– Что? Да, и это тоже. А там, снаружи, есть только огромная холодная вселенная.

– ТЕБЯ ЖДЕТ СЮРПРИЗ.

– Одна жизнь – это так мало.

– О, НЕ ЗНАЮ, НЕ ЗНАЮ…

– Гм-м?

– ВЕТРОМ СДУМС?

– Да?

– ЭТО БЫЛА ТВОЯ ЖИЗНЬ.

И с огромным облегчением, величайшим оптимизмом и чувством, что все могло быть гораздо хуже, Ветром Сдумс умер.

Где-то в ночи Редж Башмак воровато огляделся по сторонам, достал из кармана маленькую кисточку и баночку с краской и принялся выводить на ближайшей стене следующий лозунг: «Внутри Всякого из Нас Живет Мертвец, Которому Не Терпится Выбраться…»

И на этом все кончилось. Конец.

Смерть стоял у окна в своем темном кабинете и смотрел на свой сад. Его темное царство застыло в вечной тиши. В форелевом пруду, где ловили рыбу гипсовые скелеты гномов, цвели темные лилии. Вдалеке виднелись призрачные очертания гор.

Это был его мир. И этого мира не было ни на одной карте.

Но сейчас этому миру чего-то не хватало.

Смерть взял в огромной прихожей косу, прошел мимо часов без стрелок и вышел на улицу. Он миновал черный сад, где возился с пчелиными ульями Альберт, и поднялся на небольшой холм, что высился на границе сада. За ним до самых гор простиралась бесформенная равнина – она выдерживала ваш вес и каким-то образом существовала, никаких других отличительных примет у нее не было.

Смерть уставился на равнину.

Подошел Альберт, вокруг головы которого еще жужжали несколько темных пчелок.

– Что ты делаешь, хозяин?

– ВСПОМИНАЮ.

– Да?

– Я ПОМНЮ, КОГДА ВСЕ ЭТО БЫЛО ЗВЕЗДАМИ.

Что же он хотел? Ах да…

Смерть щелкнул пальцами. Вдаль протянулись волнистые поля.

– Немного золота, – кивнул Альберт. – Красиво. Лично я всегда считал, что неплохо бы нам было поэкспериментировать с цветами. Смерть покачал головой. Чего-то все равно не хватало. А потом он понял, чего именно. Жизнеизмерители, эта огромная комната, заполненная гулом исчезающих жизней, были эффективными и необходимыми вещами, просто необходимыми для порядка. Но…

Он снова щелкнул пальцами, и подул ветерок. Поля пшеницы пришли в движение, по ним покатились волны.

– АЛЬБЕРТ?

– Да, хозяин?

– ТЕБЕ ЧТО, НЕЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ? У ТЕБЯ ЕСТЬ КАКАЯ-НИБУДЬ РАБОТА?

– Вроде нет.

– ТОГДА, МОЖЕТ, ПОЙДЕШЬ ПРОГУЛЯЕШЬСЯ? Я РАЗРЕШАЮ.

– Ты хотел бы остаться один, – догадался Альберт.

– Я ВСЕГДА ОДИН. НО СЕЙЧАС Я ХОЧУ ОСТАТЬСЯ НАЕДИНЕ С СОБОЙ.

– Хорошо. Тогда пойду, займусь чем-нибудь в доме.

– ЗАЙМИСЬ.

Смерть стоял и смотрел, как танцует пшеница на ветру. Конечно, это всего лишь метафора. Люди – это нечто большее, чем пшеница. Они проживают свои короткие насыщенные жизни, работают, пока не кончится завод, заполняя свои дни от края до края тем, что стараются просто выжить. И все их жизни имеют одинаковую длину. И самые короткие, и самые длинные – все они равны. По крайней мере, с точки зрения вечности.

«Но не с точки зрения владельца жизни. Всегда хочется пожить подольше», – произнес где-то внутри тонкий голос Билла Двера.

– ПИСК.

Смерть посмотрел вниз. У его ног стояла крошечная фигурка. Он наклонился, поднял ее и поднес к глазной впадине.

– Я ЗНАЛ, ЧТО КОГО-ТО НЕДОСЧИТАЛСЯ. Смерть Крыс кивнул.

– ПИСК?

Смерть покачал головой.

– К СОЖАЛЕНИЮ, ПОЗВОЛИТЬ ТЕБЕ ОСТАТЬСЯ Я НЕ МОГУ, – сказал он. – У МЕНЯ НИКОГДА НЕ БЫЛО ЛЮБИМЧИКОВ.

– ПИСК?

– ТЫ ОДИН И ОСТАЛСЯ?

Смерть Крыс раскрыл маленькую костлявую лапку. Там стоял совсем крошечный Смерть Блох, смотревший смущенно, но с надеждой.

– НЕТ, НЕЛЬЗЯ. Я ДОЛЖЕН БЫТЬ БЕЗЖАЛОСТНЫМ. Я – СМЕРТЬ… ЕДИНСТВЕННЫЙ В СВОЕМ РОДЕ.