Можно всё - [83]

Мы прогулялись вместе с девочками по улице, и затем он сказал, что ему пора домой. Я не знала, что делать. Весь следующий день я ждала, когда он снова выйдет на связь, он ответил к вечеру, что ему нужно подумать и все взвесить. Мы встретились спустя два дня, которые длились невыносимо долго.

* * *

Заметка в дневнике:

29 мая 2014

Он приехал ко мне домой, чтобы окончательно со мной расстаться. Вместо этого мы самозабвенно трахались двое суток подряд, ложась спать только в 8 утра. Мы снова упали в уничтожающую пучину одержимости друг другом. Никто из нас не знал, чем это все закончится. Потому что он всегда был моим, а я – его. Всегда и никогда. Целуя его губы, я любила и ненавидела их одновременно. Я понимала, что мне никогда не совладать с этим парнем. С его влиянием на меня. Я снова стала уязвимой. Моя слабость была очевидна и ему, и мне самой.

Он стоял голым на балконе, облокотившись на окно. Солнце ярко светило ему в спину. Пятый раз подряд заставил меня кончить. Несмотря на мои мольбы остановиться, он не успокоился, пока я не обмякла на его руках. Я лежала на полу, не в силах встать. Он подал мне закуренную сигарету. У меня хватило сил лишь на то, чтобы задрать ноги и положить их вдоль его тела. Он начал лениво перебирать пальцы моих ног. Он смотрел на меня спокойным довольным взглядом. Как смотрит хозяин на свою игрушку.

– Ты моя игрушка! Моя! – повторял он мне, придавив к дивану всем весом, намотав мои волосы в кулак и оттягивая голову вверх за полчаса до этого. – Только я могу с тобой играть, – он засунул свой большой палец мне в рот до конца и приглушил мой стон. – Соси…

Мне хотелось убить его, как хочется убить плохую привычку. Он слишком красив и приторно сладок, до тошноты. Хочется его уничтожить и избавиться от этой болезни. Потому что, пока он есть на этом свете, я буду стремиться к нему, как утопающий к спасательной шлюпке.

Он сильно шлепал меня, заставлял, издевался. Мои «нет, не надо», «я запрещаю тебе», «не смей» и «перестань» действовали на него как красная тряпка на быка: он только становился настырнее. И я снова превратилась в девушку. Простую девушку, которая сохнет по непростому красавчику, который должен ею обладать.

Мне жаль, что я ни с кем не смогу этим поделиться, потому что это такая же глава моей жизни, как любое место на этой земле. Я наркоманка, и теперь вернулась еще за одной дозой. Этот огонь сожрет нас обоих, потому что, к радости или к сожалению, я для него такая же наркота.

* * *

Следующий месяц между нами продолжало происходить что-то странное. Он либо был мил и добр ко мне, либо превращался в жестокого расчетливого человека. В какой-то момент, когда он игнорировал меня неделю, я перепсиховала до того, что ушла рыдать в лес с ножом, и написала, что, если он не приедет, я порежу себе руки. Антон в этот момент находился на соседней станции метро и пил с друзьями в баре. Вместо того чтобы приехать самому, он позвонил Даше Киселевой с просьбой со мной разобраться, и та вместе со своим новым парнем пыталась меня успокоить. Это было так унизительно и грустно… Я поняла, что так дальше продолжаться не может. Неважно, наделала бы я глупостей или нет, теперь я знала: он бы позволил мне умереть. В тот момент мне предложили поработать переводчиком американских актеров в кино, а ему – инструктором виндсерфинга в лагере города N. Я сказала Антону: «Реши для себя, хочешь ты быть со мной или нет. Я устала от этой нервотрепки. То я тебе нужна, то ты ведешь себя как полная скотина, поэтому пока что я лучше уеду. Только на этот раз, пожалуйста, не пиши мне каждый день. Не пиши мне вообще, потому что иначе мы все равно друг друга держим». Он согласился. И мы разъехались на бо́льшую часть лета.

Глава 2 «Профессий много, но…» [54]

Я хорошо помню этот день. На входе мне выписали пропуск, но, чтобы его получить, надо было еще и сказать какие-то кодовые слова. От этого «Мосфильм» уже показался мне волшебным. К этому моменту я прошла несколько интервью и сейчас шла на заключительное – с режиссером. Если он одобрит меня, значит, я в проекте. Я шла по коридорам, завешанным постерами фильмов, снятых на этой киностудии. Здесь были афиши, декорации и костюмы, кажется, всех советских картин, от «Вия» до «Операции «Ы». Увидев этот прекрасный мир кино за кулисами, я поняла, что, если меня не возьмут, мое сердце будет разбито. Наконец я дошла до ассистента по подбору персонала, и она проводила меня в комнату, куда должен был прийти режиссер. На огромной доске, стоящей напротив стола, за который я села, висели фотографии актеров будущего фильма с подписями имен их персонажей.

Режиссер сразу влюбил меня в себя. Это был культурнейший, приятнейший мужчина, армянин, проживающий уже больше десяти лет в Нью-Йорке. Было видно, что он свой человек, и я тоже решила вести себя как своя. Он задал мне ряд вопросов о моей стрессоустойчивости, прошлом опыте и умении подстраиваться под ситуации. Все интервью проходило на английском. Я явно произвела на него впечатление списком сфер, в которых работала, а после того как рассказала про тюрьмы, он даже снял очки и задумчиво прикусил дужку. Его решающий вопрос я не забуду никогда: