Можно всё - [65]

К ночи мы наконец-то доехали до места назначения. Сан-Педро оказался ничтожно мелким городом. Вторая часть названия города, «de Atacama», переводится как «в пустыне». Бойкие девчонки взяли вещи, палатку и через мгновение уже исчезли где-то в темноте. Больше я их никогда не видела. Уставшая, запутанная, понимающая, что нахожусь непонятно где и не знаю, как мне добираться до Боливии, я уже была на грани того, чтобы пожалеть, что вообще приехала. Но потом я вспомнила, в чем был смысл, и подняла голову. Прямо надо мной во всей красе сверкал гигантский Млечный Путь.

Глава 8 Сан-Педро-де-Атакама

Заметка в дневнике:

28 апреля 2014

В Южной Америке люди при встрече всегда спрашивают друг друга: «Как дела? Что нового? Все хорошо?» И всегда ждут ответа с улыбкой. Они не американцы и не европейцы, им правда интересно. Ты отвечаешь, что все хорошо. И так по несколько раз в день, при каждом новом приветствии. Вроде бы должно надоесть, но здорово же констатировать факт, что все хорошо. Повторяешь и как-то про себя задумываешься: а ведь и правда «Все хорошо». Так легко не заметить счастье. Надо ценить. Обязательно надо ценить.

* * *

Сан-Педро-де-Атакама. Маленький и единственный поселок в самой сухой пустыне мира на севере Чили. Сколько я здесь уже пробыла? Я не помню. Какой сейчас день недели? Я не знаю. Но, судя по столпившемуся у единственного продуктового магазина народу, дело близится к выходным.

Как уже упоминала, я добралась сюда на попутках из Аргентины, что заняло почти сутки. К тому моменту, когда дальнобойщик высадил меня из грузовика, город спал. Над нами раскинулся огромный Млечный Путь. Словно большой дракон, он разделил своим серебряным телом все небо пополам. Никогда прежде я не видела его таким настоящим, с каждой маленькой звездочкой внутри. Неужели они все настоящие и горят где-то там далеко?

Звезды были единственным, что внушало покой. Потому что, опустив голову с небес на землю, я поняла, что нахожусь в неизвестной глуши. Голова еще не отошла от мучений на 5000 метров. Виски только стало отпускать. В кромешной темноте виднелись очертания домов.

– Donde duermas?[41] – спросила я водителя.

– Аqui[42], – ответил он и начал расписывать все удобства своего койко-местечка за сиденьем. Так устроены практически все кабины фур. За водительским сиденьем отведено место ровно на одного человека.

– Если хочешь, можешь поспать со мной! – радостно сказал он и стал перекладывать пыльные подушки и старые пледы, чтобы придать своему ложу более опрятный вид.

– Нет, спасибо. Я пойду искать хостел. Или что-то…

Я оглянулась назад. Стояла такая кромешная темнота, что приходилось ждать несколько минут, пока глаза отвыкнут от света кабины, чтобы хоть что-то разглядеть. С полчаса я гуляла по деревушке, стучась в разные двери наугад. Сонные хозяева выходили ко мне навстречу и повторяли одно и то же: это не хостел и мест у них нет.

Я пошла в сторону единственного горящего в темноте окна. Оказалось, что это харчевня. Не знаю, как еще назвать эту комнатку с диваном, двумя столами и старым телевизором. На маленькой кухне хлопотала одна полная пожилая женщина. Мать всех матерей. Таких хочется обнять и поведать о том, что с тобой происходило. Ее простота и улыбка внушали доверие. Рядом с ней за столиком сидели мама с дочкой и мой водитель.

Я заказала себе единственное, что оставалось в это время, – рыбный суп, и накинулась на него, как собака, не думая о том, смогу ли расплатиться. Мидии, рыба и, кажется, улитки, но не уверена. Несмотря на то что суп был еле теплым, он казался мне посланием свыше.

Женщина, которая там ужинала, оказалась гидом и говорила по-английски. Не представляешь, как я устала за эти два месяца объясняться, как отсталая, на своем ломаном испанском и понимать, дай бог, половину того, что мне отвечают. Она спросила меня, кто я и откуда приехала, затем познакомила со своей 14-летней дочерью и предложила остаться у нее. Из местных денег у меня в кармане была одна бумажка стоимостью не больше трехсот рублей. И то чудо! Я получила эту бумажку от толстого мужика в белой майке. Ремень крепко обтягивал его пузо. От него разило потом, а глаза горели желанием нажиться. Он подошел к нам на границе и предложил поменять аргентинские песо на чилийскую валюту, явно пользуясь тем фактом, что менять деньги внутри страны негде. И хотя моих монеток не хватало до 5 миль (5000 песо = 10 долларов), я была на грани потери сознания и с такой безысходностью промямлила: «Yo no tengo mas, senior… lo siento»[43], – что, видимо, разжалобила мужика. Он посмеялся, и мы поменялись.

Роза – так звали мою спасительницу – отвела меня к себе в дом и отдала комнату своей дочки. Более мягкой постели у меня не было уже много месяцев. Все было лучше некуда. Я дивилась такой доброте! Теплая вода. Уютная комнатка. Даже интернет.

И только когда я начала заталкивать грязные шмотки в стиральную машину, Роза как бы невзначай сообщила, что пребывание в ее доме стоит 10 миль за ночь. У меня было всего три. И я поняла, что завтра предстоит сложный день… Но на тот момент, в час ночи, мне было все равно.