Можно всё - [59]

* * *

Когда начало темнеть, я покинула своего фотолюбовника, несмотря на его предложение посидеть где-нибудь и продолжить разговор, и направилась в одно конкретное место, где к отличному вину прилагалась пара, танцующая танго. Я не пожалела 80 песо за «Мальбек»[38], чтобы занять столик и тем самым иметь возможность посмотреть на эту пару. Они только что вернулись с перерыва. Заиграла скрипка. Разведя в стороны локти, они взялись друг за друга мертвой хваткой, и произошло страшное. Произошло то, что не происходило со мной, кажется, никогда. Я влюбилась на совершенно другом уровне. Я просто поняла, что должна была быть здесь, что всю свою жизнь я знала на подкорке, что где-то оно существует, что где-то оно есть… Я чувствовала. Я шла к этому на ощупь. Я слышала это в каждой папиной песне на гитаре, я видела это в каждом танце языков костра. Я читала об этом в книгах… И все это, все мои самые детские и взрослые мечты, вся моя вечная ностальгия по неизвестно чему, все представления о любви, страсти, страданиях, счастье… О правде, о настоящем… Все это воплотилось в танце этих двух людей.

Ни один из этих двоих не был красив по общепринятым канонам. Нет, они были самыми обыкновенными людьми, без гроша в кармане.

Ее колготки в сетку были заштопаны грубой ниткой в трех местах. Его рубашка была изношена. Танцы для ресторанчика на улице за чаевые были их постоянным заработком. Тогда я впервые за много-много лет испытала самое драгоценное, ускользающее и необъяснимое чувство – я была дома. Среди своих. Среди тех, кто жертвует всем ради свободы и любимого дела.

Эти чулки врезались мне в память. Они были лучшим доказательством того, что она танцует не потому, что это ее работа, а потому, что она не может не танцевать. Когда я увлекалась актерским мастерством, балетом, бальными танцами и прочим, когда я плакала после репетиций и устраивала истерики родителям, потому что у меня не тот макияж, мой папа, глядя на мои старания, всегда говорил: «Артист – это самый сложный труд на свете. Если ты можешь не быть артистом, не будь им».

Танго – это высшее проявление жертвы. В тот вечер я долго бродила по улицам и на одной из площадей заметила еще одну красивую пару. Они выступали при дорогом ресторане, их костюмы были намного изысканнее, а движения более отточенны. Когда они танцевали, это были не люди. Это были беззаботные боги. Казалось, что они вовсе не касаются земли, а парят над ней словно святые… Во время перерыва я решилась подойти к ним и задать несколько вопросов. Я испытывала трепет только оттого, что они вообще со мной разговаривают. Оказалось, они профессионально танцуют уже более десяти лет. And guess what? Из своих танцев они не делают практически ничего – живут на чаевых и прочих крошках. Я спрашивала у красавчика грека:

– Но почему же ты тогда не поедешь работать в любую другую страну? Езжай в Австралию, танцуй там, ты заработаешь состояние!

– Я не могу. Мой учитель живет здесь. Когда она танцует, я теряю дар речи. Я знаю, это сложно понять, если не разбираешься в танго, но я просто ничто в сравнении с ней. И я не могу уехать. Это родина танго. Это МОЙ город.

Вскоре они снова ушли кружиться между рядами столиков ресторана, а я продолжила завороженно наблюдать, как в ночном свете фонарей ее белое блестящее платье мелькало вокруг черного жилета… Я смотрела на этот танец самой жизни и думала о том, могла бы я пожертвовать всем и отдать свою жизнь танцам… С неделю я переживала увиденное, не в силах отпустить это чувство.

По пути домой я умудрилась поболтать на испанском с башмачником – да-да, башмачником; он продавал самодельную обувь и, что самое приятное, вовсе не навязывал свой товар.

Так о чем это я… Я начала каким-то макаром говорить по-испански! Удивительно, но это факт: прожив в Южной Америке хотя бы месяц, невольно выучишь хоть что-то. Базу, без которой выжить просто нельзя. Потому что НИКТО не говорит по-английски! Они даже и не пытаются. Им это просто не надо.

За несколько дней я обошла практически все главные части города. Здесь потрясающие музеи! Для моей истосковавшейся по искусству души это была манна небесная. Самое забавное, что вход в половину музеев бесплатный. Свидание с моими любимыми Ван Гогом и Фридой Кало мне ничего не стоило. Фриду я уже много лет искала по всему миру и нигде не могла найти. И вот она, прекрасная, смотрит на меня своими черными глазами в обнимку с попугаем и обезьяной. Страшно подумать, чего стоило этим двум их искусство. Мне хотелось бы подойти к каждому из них в самый трудный период их жизни, взять за плечи и, глядя в глаза, сказать: «Мир тебя запомнит». Лишь бы вернуть им хоть сотую долю той любви, что они подарили до того, как покинули собственное тело.

Что еще довольно скоро я заметила – в Аргентине свои понятия времени. И это касается всего. Люди здесь невероятно медленные и вообще не наблюдают часов! Опоздать на два-четыре часа для них норма! Не пытайся это понять. Это нужно только принять и не выходить из себя каждый раз, когда они полдня никак не могут выбраться из дома или обещают встретиться с вами неделю. Видимо, отсюда идут и переносы всех графиков на несколько часов вперед…