Можно всё - [19]

Нэшвилл влюбился в меня моментально. Не знаю, в чем было дело, но за пять дней я подняла на уши всех юношей района. Уже после своего отъезда от Джастина я узнала, что, как только я продолжила путь, по городу поплыли байки о моих любовных похождениях. Каждый второй мальчик сочинял самые невероятные истории о том, чем мы с ним вдвоем занимались, и все они были неправдой. Я смогла объяснить такой ажиотаж только тем, что до центра Америки доезжает мало двадцатиоднолетних русских блондинок, которые сами по себе и «просто едут». Я была молодая, наивная, дерзкая и горела, как те самые римские свечи Керуака[11]. Его фамилию я, к слову, стала слышать на каждом углу. Все сравнивали меня с этим неизвестным мне тогда писателем, и я не могла понять почему.

– Так какие у тебя планы?

– У меня нет никаких конкретных планов. Я просто еду через всю Америку и делаю, что хочу.

– Да ты как Джек Керуак!

– Да нет же, я как я!

Я провела весь вечер с музыкантами. Мы сидели в большом кругу на веранде, курили самокрутки и слушали музыку. Еще совсем юные девочки играли на гитаре так, что я только диву давалась, как они своими маленькими пальчиками могут зажимать железные струны и брать «баррэ».

Растворяясь в мире музыки, не представляя, как и зачем мне покидать этот город, я вдруг заметила загадочного юношу в углу веранды. Высокий, статный, с острыми скулами, сочными губами, огромной копной кудрявых волос, собранных в тугой хвост, бархатной загорелой кожей, проступающим через футболку рельефом мышц и слишком сексуальным голосом – он раскачивался в кресле-качалке, задумчиво перебирая струны акустической гитары. Парень был просто слишком красив, чтобы быть правдой. Не помню других случаев в своей жизни, кроме этого, когда я сама подошла к мужчине и сказала:

– Я думаю, ты очень красив.

Я не знала, что делать дальше, поэтому сразу изобразила, что занята разговором с кем-то другим. Линкас, так звали этого парня, все-таки не пропустил комплимент мимо ушей и подошел ко мне. Мы перекинулись парой фраз, он позвал меня прогуляться в парк, но я почувствовала, что он зовет не просто погулять, и отказала. Тот пожал плечами, сказал: «Очень жаль» – и исчез. Пока я общалась со всеми и сразу, Шон – мой «стеснительный» хост – наклонился и промурлыкал мне в ухо, что хотел бы вернуться домой и поужинать со мной при свечах. Меня такое предложение совершенно не интересовало.

– Слушай, здесь так здорово, может, посидим еще чуть-чуть?

– Я ревную тебя ко всем этим парням. Пойдем домой, я приготовлю ужин…

Вот он, этот момент, когда девушка понимает, что вляпалась. Мой чемодан был уже в его квартире, поэтому мне пришлось по-хитрому изобразить дурочку.

– Не стоит. Я просто с ними общаюсь. И все же я бы еще осталась.

– Но мне завтра рано вставать.

– Может быть, тогда ты пойдешь домой и мы с тобой пообщаемся завтра?

После 15 минут нытья с его стороны я таки отправила его спать, а сама осталась в кафе.

Обнаружив меня с утра на диване, Шон улегся прямо поверх меня и спросил, куда мы пойдем завтракать. Оказалось, что мы встречаемся уже два года, но я почему-то об этом забыла. Отделавшись какими-то глупыми оправданиями, я свалила. Днем Джастин хотел устроить мне экскурсию по городу, и я пришла в «Коко кафе», чтобы встретиться с ним. В кафе все так же беспечно качался на кресле Линкас… Я взяла себе айс-кофе и села на диванчик рядом. Бородатый мужчина в соседнем кресле обернулся и сказал что-то типа:

«Ты, наверное, устала от комплиментов, и мне нечем тебя удивить. Но хочешь сигарету, которую я сам скрутил? Отличный табак».

Я засмеялась и без спросу взяла у Линкаса зажигалку, лежащую на столике между нами. Тогда этот мужчина спросил:

– Ребята, вы знакомы?

– Да.

– Кто эта девушка?

– Она сердцеедка.

– She’s a heartbreaker.

Один из лучших комплиментов в моей жизни. Мы встретились с Джастином и поехали кататься по городу… Приехали в пустую церковь, где он сыграл мне на органе, и потом поехали в студию его друзей, где записывала первый альбом Тейлор Свифт. Мне было все равно, что там делала Тейлор Свифт, но Джастин считал ее женщиной мечты. Он рассказывал мне обо всех своих безумных романах и песнях, которые кому-то посвятил. Моей любимой была история о его бывшей девушке, которая стала курить кокаин (оказывается, его курят) и спалила как-то ко всем чертям его квартиру. Припев песни звучал так: «Stupid mother fucker, evil devil bitch, you’re smoking cocaine! You started smoking cocaine and it fucked up your brain»[12]. Нужно было видеть, как умиротворенно он пел эти слова под гитарку, сидя на бордюре. Ближе к вечеру мы пропали в барах… Все бармены знали Джастина, и нас поили бесплатно. «Бармены – мои лучшие друзья», – говорил он мне. Последнее, что я помню, – это дымящийся коктейль с абсентом.

Еще днем я договорилась пойти погулять с Линкасом и вспомнила об этом договоре поздновато. Парень ждал меня с девяти вечера. В итоге мы с Джастином вваливаемся в «Коко» в час ночи пьяные в хламину. Дальше помню смутно, но, немного подождав, мы с Линкасом ушли по полю в туман, сели в городском парке у памятника и проболтали всю ночь до семи утра, пока люди не вышли на работу. Оказалось, что этот парень прекрасен не только снаружи, но и внутри. У него нет семьи, и всю свою жизнь он живет сам по себе. За пару лет до нашей встречи он успел проехать всю страну на товарных поездах… В Америке таких называют трейнхопперами. Он ездил от берега к берегу в поисках приключений, но однажды его поймали, избили и пообещали, что, если увидят еще раз, убьют. Он был тем еще романтиком, но все чувства держал внутри себя. Я ценила, что он раскрывает мне свои секреты, и видела, что ему нелегко это дается. Сонные, мы добрели до его дома и ворвались в него в прямом смысле, потому что он забыл ключи, а сосед его так накурился, что уснул без памяти, и бедному парню пришлось лезть в окно, чтобы потом по-джентльменски открыть мне дверь с той стороны и сказать: «Welcome». Впервые за долгое время я занималась любовью, а не трахалась. Он крепко обнимал меня во сне, и я была счастлива. Правда, мой хост Шон не оценил таких вольностей и прогнал меня из дома, как только я вернулась, но я недолго горевала и сразу переехала к Джастину и его другу Джозефу, бармену и музыканту, в их собственный дом. Мне отдали кроватку в подвале, рядом с музыкальным оборудованием. В подвале у ребят была целая студия. Оба парня вели себя так, будто я принцесса, и завалили подарками, а вечером мы погнали вместе на вечеринку в честь Дня взятия Бастилии. Ее устраивала старая и богатая хиппи-француженка, и ставлю свой зад, что ты не был на более крутой вечеринке никогда! Это был гигантский особняк, украшенный огоньками и свечами, с роскошным садом и бассейном. Дом пропах благовониями, ароматическими маслами и соблазном. В саду были расставлены кровати, у бассейна были шведский стол и… оркестр. Все музыканты были одеты в костюмы, а возглавляла их роковой внешности девушка в красном платье. Она пела на французском. Но главное – это гости. Кого тут только не было… Акробаты, танцовщицы… Кто-то был одет в индийскую одежду, кто-то в вечерние платья, а кто-то не был одет вовсе. Это был один из самых красивых домов, которые я когда-либо видела. Мы с Джастином уплетали тарталетки и пили шампанское залпом, когда в дом наконец вошел Линкас. Вчера этот парень лез в окно в майке и драных джинсах, а теперь стоял передо мной в темных брюках, вельветовой жилетке и рубашке, с аккуратно завязанными волосами и гитарой на плече… иными словами, о боже мой! Я безумно обрадовалась и кинулась его обнимать. Через час мы запрыгнули голыми в бассейн. Людей в купальниках здесь практически не было. Мне казалось, эта летняя ночь благословила нас на все. Свобода бежала по моим венам… Я обнимала этого мальчика ногами, он прижимал меня к стенке бассейна и целовал. Технически в ту ночь мы занялись любовью в присутствии человек ста, но, поскольку было темно и мы были в бассейне, никто из них об этом не узнал.