Можно - [10]
Я сняла купальник. Анатолий Михайлович, скользнул по мне оценивающим взглядом и взялся рукой за член, который сразу исчез в его кулаке. Глядя на меня, он стал двигать кулаком вверх-вниз, почему-то шевеля при этом усами. Между большим и указательным пальцем появилась розовая головка с одним распаренным глазом.
– Тебе нравится моя залупа? – Тяжело дыша, спросил Анатолий Михайлович.
– Очень… Жарко. Я пойду в душ.
Стоя под прохладным душем, я почувствовала спиной его горячий живот.
– Я люблю таких как ты женщин, – пришлепал он мокрые усы к моей шее, – моложе – ничего не умеют и не соображают, старше – жопа уже жидкая и сиськи висят. А ты – самое оно!
– Знаете, если мы планируем работать, лучше воздержаться от…, – начала я, но официальный тон казался таким смешным… в голом виде, с его животом на спине.
– Да ладно тебе! – Пристроил он ладони на мою попу, – мне нужен близкий человек, во всех смыслах. Только тогда что-то путное может получиться. Я так считаю. Пойдем еще выпьем…
Мы вернулись к столу с лакированными ногами. Закуски сменились на новые, а тарелки на чистые, но рядом никого не было.
– О! Чудо! Меняю скатерть самобранку на аналогичную простынь! – Пошутила я старую шутку.
Анатолий Михайлович посмотрел на меня из-под влажных бровей и наполнил рюмку.
– У меня дом на Кипре. С прислугой. Я по полгода, с ноября по апрель, там нахожусь. В мае возвращаюсь. Люблю нашу весну. Нигде такой нет. Я вообще патриот, но зимой лучше там. Сейчас дела добью и туда. Поедешь со мной, там лучше пишется. Море, воздух, фрукты, девушки… море…, – Он замолчал.
– Два моря?
Его голова упала на грудь, выдав порцию храпа. Тоненького и протяжного, словно жалоба.
– Анатолий Михалыч! Вы заснули! Давайте я вам помогу?
– Ох, не беспокойтесь, Танечка! – Возникла вдруг Аннушка, – я сама, сама! У нас еще процедурки перед сном! А вы парьтесь, пожалуйста, купайтесь, кушайте! Чаек вам еще подогреть?
– Спасибо, не надо, я тоже спать пойду…
– И правильно! – Закивала Аннушка. – Утро вечера мудренее! Хороших вам снов!
Я поднялась наверх. Голубая комната цветом и температурой напоминала морозилку. Открытое окно напустило в комнату воздух ночного ноябрьского леса. Возле белой кровати работал электрический нагреватель, но теплее не становилось. Я погрела на нем ладони как Настенька из сказки «Морозко». Вопроса «тепло ли тебе девица?» не прозвучало, зато был слышен звук ласковой возни из спальни Анатолия Михайловича. Потом все стихло. Перспектива провести ночь в морозилке заставила меня выйти к людям.
– Анна! Вы здесь? – Тихо позвала я. Потом повторила громче. Никто не ответил. Теплый желтый свет из-под двери напротив дразнил теплом. Я постучала и приоткрыла дверь.
– Извините, пожалуйста! Вы не спите?
– Нет-нет, заходи! – Голый по пояс, хозяин возлежал на двуспальной кровати с книгой на волосатом животе. В комнате было жарко натоплено. – Что случилось?
– У меня дубак в комнате, Анатолий Михайлович! Можно меня куда-нибудь переместить?
– Дубак? Как так?
– Окно было открыто.
– Не может такого быть! А ну пойдем, посмотрю!
Он откинул одеяло, и пошел на меня в полосатых трусах по колено.
– Да…, – почесал он, зайдя ко мне, седую, словно заиндевевшую макушку, и громко крикнул в коридор: – Аннушкааа!
Гулкий коридор ответил тишиной.
– Ну, я завтра разберусь с этим. Знаешь, что.… Поздно уже перекладываться, ложись у меня. Кровать большая, места хватит.
Я с сомнением посмотрела на полосатые трусы.
Он ухмыльнулся.
– Да не трону я тебя! Не бойся! Ложись и спи. Буду храпеть – толкнешь!
Я с удовольствием почувствовала тепло мягкой постели и без удовольствия запах лекарств, чеснока и старости…
– Улеглась? Спокойной ночи! – Он погасил ночник и спустился ниже по подушке. Еще минуту он бил ее, придавая ей удобную для сна позу, и потом затих.
– Тепло? – Спросил он в темноте.
– Угу. Спасибо. Спокойной ночи…
Я лежала в чужой теплой постели и думала – не могла же эта Аннушка не понимать, что, открыв окно, она толкает меня к своему хозяину в постель. Зачем она это сделала? А может, это не она? Может, во время экскурсии по дому хозяин сам раскрыл окно, пока я разглядывала в коридоре копию Шагала с летающими людьми и глубокомысленными рыбами? Но когда я переодевалась, окно было еще закрыто! Когда он успел его открыть? Я стала восстанавливать события и вспомнила, что из бассейна он отлучался минут на пять.… Во! Сюжет закручивался как в настоящем детективе! Оставалось найти хладный труп и зацепку…
Цепкие пальцы пробирались ко мне между ног. Запах чеснока усилился.
– Впусти меня, – просипел Анатолий Михайлович, напомнив сказку «Чипполино». Только там был мальчик – луковка, а тут старичок – чесночок.
– Вы же сказали, только спать…
– Ну, мы быстренько и спать. Я хочу тебя!
Я вздохнула и сильней сжала бедра.
Он еще потыкался в меня чем-то мягким и неожиданно громко произнес:
– Ну что ты строишь-то из себя целку недотрогу?!? Тебе сколько лет? Ты девочка, что ли? Так пора уже!
В одной постели действительно глупо. Я молча приняла удобную для входа позу. Но зайти Анатолий Михайлович не мог. Его член складывался как забытая в холодильнике морковка. То в одну сторону, то в другую. Хозяин бился в меня животом и вонял чесноком, но морковке это не помогало.
«Бампер огромного черного внедорожника запрыгал у моего бока. Левого. Визг тормозов пронзил насквозь и пришил к асфальту. Прожитая жизнь сплющилась до доходчивости комикса, где последней картинкой – смазанные лица прохожих, слетевшая на дорогу сумка, белые пузыри из головы водителя с текстом: „куда ж ты еб…!!!“ и почему-то дворняга с задранной задней ногой. Визг тормозов остановил ее в намерении почесать бок. Тоже левый…».
«От него остался запах роскоши и сквозная дыра в душе. И еще убийственный контраст между его внешним обликом и тем, что выражал его взгляд. Высокий, голубоглазый, коротко-стриженый, воплощение успеха во всем, на первую встречу он приехал во внедорожнике, на вторую в кабриолете. Холеный вид, безупречность в одежде, в юморе, в сексе и… мертвые глаза. В них та же выжженная пустыня, что и на фото, которое он прислал перед встречей. Солнце и пески до горизонта. Он на мотоцикле, улыбается в камеру одним лицом. Глаза, словно не его и не отсюда, заперты в тесной пустоте…».
«Начальница была бывшая, а чай настоящий – с мятой, малиной и смородиновым листом. Марина обожала «гонять чаи». Об этом знали все, и несли ей коробки и банки с чаем, которых за трудовую жизнь накопилось на целый шкаф…».
«Из-за угла немого дома траурной тумбой «выхромала» старушка в черном. Заваливаться вправо при каждом шаге мешала ей палка с резиновым копытом. Ширх-ширх-ТУК! Ширх-ширх-ТУК! – Двигалась старушка в ритме хромого вальса. Я обрадовалась. Старушка не может уйти далеко от места проживания, поэтому точно местная, и, стало быть, знает каждый тупик!..».
«Две лысых тефтельки в оспинках риса сиротливо жались друг к другу. Это были, наверное, два брата. Туманным осенним утром они выдвинулись по грибы, но младший, слегка приплюснутый, шумно загребал ногой, и их услышал повар, бродящий неподалеку в поисках отдохновения. Или нет, это пара влюбленных, у которых таки получилось умереть в один день. В погожий октябрьский денек, когда бордовым от желаний листьям хочется унестись подальше, а двум влюбленным тефтелькам слиться в одну большую тефтелину и замереть от счастья…».
«В назначенное время я крутила головой в кафе на Автозаводской в поисках коня в пальто с именем Коля. Из середины зала мне улыбался и махал очень красивый мужчина с решительными скулами и глубоким взглядом. Он ничем не напоминал парнокопытное в верхней одежде, скорей иностранного киноартиста формата „брутальный любовник“. Я всмотрелась внимательней. Одет не по сезону – светлый летний пиджачок, а на улице „не май“. На лице „маска“ из правильных черт и общительности, за которой амбициозность и обозленность. Энергетика тигра в пижаме…».
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
«Третьего января ужинать дома не хотелось. Фантомы останков новогоднего стола, возглавляемые стекшим оливье, загнали меня в ресторан.Возьму что-нибудь легкое и свежее, – думала я, рыгая осетриной. Она потеряла свежесть первой, лежа всю ночь ближе к президенту и демонстрируя ему возросшее благополучие россиян…».
«Его носатый профиль так выдавался из окна палатки «Пиво-воды», что казалось, порывом ветра «пиво-воды» развернет «к лесу задом». Наглый взгляд, нос, ресницы, нос, черные кудри, нос и бесившее «ц-ц-ц-ц» в мой адрес всякий раз, когда я проходила мимо. Мимо я проходила два раза в неделю и однажды решила заткнуть этот кавказский источник раздражения, портящий мое московское здоровье…».