Можете вы одолжить нам своего мужа? - [6]

— У меня смылись все духи, да? — спросила она с несчастным видом.

— Нет, слабый запах «Арпедж» сохранился.

Я всегда любил «Арпедж».

— Как ужасно опытно это звучит.

— Вовсе нет. Просто моя первая жена обычно покупала эти духи.

Мы пошли обратно, ветер шумел в наших ушах и давал на будущее оправдание ее покрасневшим глазам.

Она сказала:

— Антиб мне кажется таким печальным и серым.

— А я думал, вам здесь нравится.

— О, только день или два.

— А почему бы не вернуться домой?

— Но это будет довольно странно — вернуться раньше времени в медовый месяц.

— Ну поезжайте в Рим или еще куда-нибудь. Из Ниццы вы можете улететь куда угодно.

— Это ничего не изменит, — сказала она. — Дело вовсе не в месте, а во мне.

— Я не понимаю.

— Он несчастлив со мной. Только и всего.

Она остановилась напротив одного из небольших каменных домов у крепостных рвов. Белье висело поперек лежащей под нами улицы, в клетке была видна замерзшая канарейка.

— Вы сами сказали... настроение...

— Это не его вина, — сказала она. — Дело во мне. Может, это покажется вам очень глупым, но я не спала ни с кем до замужества. — Она уставилась с несчастным видом на канарейку.

— А Питер?

— Он очень чувствительный, — сказала она и добавила быстро. — Это хорошее качество. Я не влюбилась бы в него, если бы он не был таким.

— Если бы я был на вашем месте, я увез бы его домой как можно скорее.

Я безуспешно старался, чтобы мои слова не прозвучали зловеще, но она едва ли слышала их. Она прислушивалась к голосам, приближающимся к подножию крепости, — к веселому смеху Стивена.

— Они симпатичные, — сказала она, — я рада, что он нашел друзей.

Как я мог сказать ей, что они соблазняют Питера у нее на глазах? И в любом случае, не была ли ее ошибка уже непоправимой? Это были только два вопроса из тех, что возникали в тоскливые для одинокого мужчины часы в середине дня, когда работа завершена, некоторый подъем от выпитого за ланчем вина также пропал, а время первого вечернего глотка еще не наступило, да и зимнее отопление едва теплится. Имела ли она хотя бы какое-то представление о природе молодого человека, за которого вышла замуж? Женился ли он на ней вслепую или в последней отчаянной попытке начать нормальную жизнь? Я не мог себя заставить поверить этому. Было что-то невинное в этом мальчике, что, казалось, оправдывало ее любовь, и я предпочитал думать, что он еще не сформировался полностью, что он женился честно и вот только теперь обнаружил в себе склонность к другому опыту. Однако, если это и было так, комедия становилась все более жестокой. Пошло бы все нормально, если бы какое-то сочетание планет не пересекло их медовый месяц с этой парой голодных охотников?

Я жаждал выговориться и в конце концов действительно заговорил, но случилось так, что не с ней. Я направлялся в свою комнату, а дверь одной из их комнат была открыта, и я снова услышал смех Стивена — такой смех иногда иронически называют заразительным; это меня взбесило. Я постучал и вошел. Тони возлежал на двуспальной кровати, а Стивен, держа по щетке в каждой руке, старательно укладывал свои седые локоны. На туалетном столике перед ним, как у женщины, стояло множество флакончиков.

— Ты имеешь в виду, что он сказал тебе это? — спрашивал Тони. — О, как поживаете, Вильям? Входите. Наш молодой друг исповедался Стиву. Такие захватывающие подробности.

— Который из ваших молодых друзей? — спросил я.

— Ну, Питер, конечно. Кто же еще? Секреты супружеской жизни.

— А я решил, что, может быть, это ваш морячок.

— Да что вы! — сказал Тони. — Но он тоже touche[13], конечно.

— Я бы хотел, чтобы вы оставили Питера в покое.

— Не думаю, что ему этого хотелось бы, — сказал Стивен. — Вы же видите, у него нет особой склонности к такого рода медовому месяцу.

— Вам, я вижу, нравятся женщины, Вильям, — сказал Тони. — Почему бы не приударить за девушкой? Это очень удобный случай. Я думаю, что она уж не такая, как вульгарно говорят, «зелененькая». — Из них двоих он был более грубым. Я хотел ударить его, но сейчас времена, не подходящие для таких романтических жестов, да к тому же он лежал. Я сказал довольно глупо (мне следовало бы понимать, что бесполезно вступать в дебаты с этими двумя):

— Дело в том, что она любит его.

— Вильям, дорогой, я считаю, Тони прав, и она могла бы найти больше удовлетворения с вами, — сказал Стивен, проводя последний раз по волосам над правым ухом (синяк теперь уже совсем не был виден). — Думаю, вы принесли бы им обоим большое облегчение, если судить по словам Питера.

— Расскажи ему, Стив, что тебе сказал Питер.

— Он сказал, что с самого начала у нее было что-то вроде голодной женской агрессивности, что напугало и оттолкнуло его. Бедный мальчик — он действительно попал в ловушку с этой женитьбой. Его отец хотел наследников, он ведь разводит также и лошадей, и потом, ее мать, — в общем, здесь большая выгода. Я думаю, он не имел ни малейшего понятия о том... о том, Что Ему Предстоит. — Стивен посмотрелся в зеркало и остался доволен собой.

Даже сегодня мне для собственного спокойствия приходится уверять себя, что молодой человек не говорил в действительности этих ужасных вещей. Я верю и надеюсь, что эти слова были вложены в его уста коварным инсценировщиком, но это слабое утешение, поскольку фантазии Стивена всегда соответствовали персонажу. Он даже видел насквозь мое кажущееся безразличие к девушке и понимал, что они с Тони зашли слишком далеко; их бы вполне устроило, если бы я был втянут в непорядочную историю или если бы я, по их грубой логике, потерял всякий интерес к Пупи.