Можайский-7: Завершение - [75]
— Гесс! — Можайский — сначала бережно, а потом и с силой — потряс Вадима Арнольдовича. — Гесс! Просыпайтесь!
— Может, его опоили опиатами?
Вопрос Владимира Львовича относился к агенту. Агент отрицательно мотнул головой:
— Вряд ли. Если уж он, как я слышал, отказался от анестезии при операции — не доверял нам, видите ли! — то с чего бы ему принимать снотворное на ночь?
— А если без его собственного ведома?
Взгляд агента, направленный на пустой столик подле кровати, был более чем красноречив:
— Просто трясите его сильнее!
Владимир Львович присоединился к Можайскому:
— Гесс! Гесс!
Вадим Арнольдович наконец-то открыл глаза и в испуге приподнялся на локте:
— Что происходит?
— Вставайте и собирайтесь: мы уходим!
Тон Можайского был категоричным, и Гесс, привыкший этому тону повиноваться беспрекословно, быстро вскочил с постели, натянул на себя брюки и сорочку, набросил поверх пиджак и… растерянно остановился:
— А мое пальто? — спросил он после паузы. — И ботинки?
Можайский недоуменно осмотрелся и чертыхнулся:
— Они забрали ботинки! Ну надо же!
Агент хохотнул:
— Однако!
Владимир Львович нахмурился:
— Не вижу ничего смешного: как он пойдет?
— Какой у вас размер? — спросил тогда агент.
Гесс назвал размер своей обуви.
— Сойдет… — агент начал разуваться.
— Что вы делаете?
— Вам нужнее!
Гесс не стал спорить. Собственно, никто спорить не стал. Только Можайский, прищурившись, поинтересовался:
— Почему вы нам помогаете?
Агент смутился:
— Я, — начал он, растягивая, против обычной манеры итальянцев, слова, — кажется, понимаю, что произошло. Вы оказались совсем не там и не в то время. По голове меня, конечно, не погладят, но вот увидите: через день или два они сами одумаются, спохватятся и только рады будут, что я помог вам выбраться из этой заварушки. В конце концов, мы — гостеприимный народ, а не… убийцы!
Прозвучало это не слишком убедительно, особенно учитывая всю италийскую историю, начиная с древнейших времен. Очевидно, и самому агенту пришли на ум многочисленные истории коварства, предательств и беспощадных решений, так сильно омрачавшие течение тысячелетий на Апеннинском полуострове. Он смутился еще больше и поспешил заверить:
— Как бы там ни было, но я-то у ж точно не убийца: можете мне поверить!
Вот это уже было сказано с искренней убежденностью. Можайский и Владимир Львович — по очереди — пожали агенту руку. Гесс, обувшись в его ботинки, сделал то же. Агент, тронутый и по-прежнему благородно смущенный, переминался с одной босой ноги на другую.
— Вы уж поспешите, — сказал он напоследок: когда Можайский, Владимир Львович и Гесс двинулись к выходу из палаты. — Иначе… моя жертва окажется напрасной!
62.
За те четверть часа, что наши герои провели в больнице, на улице произошли определенные изменения, и почти все они были к худшему.
Во-первых, поднялся ветер. Во-вторых, этот ветер — с лагуны — погнал туман, разрывая его и рассеивая, так что улицы постепенно очищались от него и светлели под темным еще, но усыпанном яркими звездами небом. В-третьих, ветер дул не стой стороны: так объяснил Можайский, ведя свой маленький отряд по направлению к порту.
— Трудновато нам будет выйти в море при таком ветре!
Впрочем, как раз это соображение меньше всего обеспокоило Владимира Львовича и Вадима Арнольдовича: в отличие от своего «командира», они вообще не были уверены в том, что им удастся добраться и до самого порта.
Однако главного затруднения, которого опасались все, не случилось: переулок — единственный выход с больничной площади — не был перекрыт карабинерами, что выглядело странным, но принято было как подарок судьбы.
— Странно! — проворчал Владимир Львович. — Не могут же они до такой степени не ловить мышей! Но всё же будем им благодарными!
Звук торопливых шагов, более не сдерживаемый и не поглощаемый туманом, разносился звонко и далеко.
— Мы шумим так, что только глухой нас может не услышать! — пожаловался Гесс, кутаясь в пиджак, но ходу не сбавляя.
— Нужно торопиться! — оправдывал отсутствие предосторожностей Можайский. — Еще час и даже на итальянских лодках начнется движение: будут меняться вахты. Тогда мы не сможем никого захватить врасплох!
— Да что вы вообще задумали? — недоумевал Владимир Львович, всё еще отказывавшийся всерьез поверить в затею Можайского уйти из Венеции морем.
— Увидите!
И они — Владимир Львович и Гесс — увидели!
Порт — как и всё вообще в Венеции — открылся взглядам неожиданно и сразу. Это был не тот порт, который многим из вас, дорогие читатели, знаком сегодня. Но как и сегодня, добраться до него, находясь непосредственно в Венеции, было не так-то просто: открыться-то взглядам он открылся, но словно видение — вроде бы близкое, но недостижимое!
— Это конец! — воскликнул Владимир Львович, глядя на широкое пространство воды, отделявшее их от порта, раскинувшегося на противоположном берегу лагуны. — Только не говорите, что теперь нам предстоит пуститься вплавь! Скажем, я утонуть, скорее всего, не утону, но что замерзну насмерть — точно! Вадим Арнольдович окочурится еще раньше: он уже и сейчас зубами вовсю стучит! Да и вы такое расстояние в ледяной воде не одолеете!
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает фотограф Григорий Александрович Саевич.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает брандмайор Петербурга Митрофан Андреевич Кирилов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
Автор выстроил все предсказания, полученные Николаем II на протяжении жизни в хронологическом порядке – и открылась удивительная картина, позволяющая совершенно по-новому взглянуть на его жизнь, судьбу и на историю его царствования. Он знал свою судь д своей гибели (и гибели своей семьи). Он пытался переломить решительным образом судьбу в марте 1905 года, но не смог. Впрочем, он действовали по девизу: делай что должно и будь что будет. Впервые эти материалы были опубликованы мной в 2006 г.
Эта история началась вчера или же ведет свой отсчет от сотворения мира. Она стара, как сам мир, и актуальна, как самые свежие биржевые новости. Все потому, что борьба добра и зла, света и тьмы идет постоянно. Даже сейчас, когда ты читаешь эти строки, идет невидимое сражение. Полем этой битвы является не только вся земля, но и ты сам. Только от тебя зависит, на чьей стороне будешь ты. Преуспевающий адвокат даже не мог и представить, что внезапное исчезновение его любимой повлечет за собой такие последствия. Он окажется в центре шахматной партии вселенского масштаба.
Судьба молодой чешки Маркеты была предопределена с самого ее рождения. Дочь цирюльника, а также владельца бани, она должна была, как и ее мать, стать банщицей – помогать посетителям мыться и позволять им всевозможные вольности. Но однажды ее судьба круто изменилась…В городок, где жила Маркета, привезли на лечение внебрачного сына императора Рудольфа II, дона Юлия, подверженного страшным приступам безумия. Ему требовались лечебные кровопускания, которые и должен был производить местный цирюльник – отец Маркеты.
Он сводит с ума и очаровывает. Он является предметом зависти и причиной мести. Им мечтает владеть каждый смертный… Огромный рубин, камень цвета крови. Он погубит каждого, кто захочет обладать им.Что за мистическая сила заложена в столь совершенном создании? Древнее проклятие или чья-то злая воля управляет им? Тайна, в жертву которой принесено столько невинных душ, будет разгадана лишь в наши дни…
Мистико-исторический детектив. Будьте осторожны, выбирая дом. Возможно, он уже стал обителью мёртвого хозяина…
Исполнилось пророчество о трех розах, и стон и плач наполнили столицу. Погасло солнце, и опустились на город вечные сумерки. Из подземных глубин устремилась на поверхность всякая нечисть. Мертвые покинули могилы свои, и вслед за мертвецами пришла чума.Хаиме Бофранк идет путем, предназначенным ему свыше. Вместе с товарищами, которых позвала в столицу зловещая тайна двух квадратов, он отправляется туда, где скрывается Люциус, и никто не знает, удастся ли четырем всадникам вернуться из этого путешествия живым…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает начальник Сыскной полиции Петербурга Михаил Фролович Чулицкий.