Можайский-5: Кирилов и другие - [45]
Митрофан Андреевич вернулся к своему рассказу.
— Значит, не решилась Клавдия довериться городовому, и тот, припомнив ее в лицо, не нашел ничего лучшего, как велеть ей отправляться домой — во избежание.
— А вот это уже, — опять Можайский, — произвол.
Митрофан Андреевич улыбнулся и на это замечание:
— Да и Бог с ним!
Можайский склонил голову к плечу и закусил губу: он явно был если не рассержен, то, как минимум, расстроен такими, на его взгляд, дикими представлениями о его же собственной службе и его же собственных подчиненных!
Митрофан Андреевич улыбнулся в третий раз и снова вернулся к рассказу:
— Как бы ни обстояло дело со знанием Клавдией законов нашей Империи, но она вернулась домой. Откуда Анастасия — раз уж она рассказала об этом происшествии — узнала о выходке сестры, не подлежит сомнению: несмотря на заверения Юрия Михайловича, именно околоточный и поведал ей — по секрету, как человеку не совсем чужому…
— Что значит — не совсем чужому? — это уже я: определение Митрофана Андреевича показалось мне в высшей степени двусмысленным, и поэтому я, прежде чем его записывать, решил внести полную ясность.
Оказалось, однако, что Митрофан Андреевич говорил о совсем прозаической вещи: околоточный всего лишь видел в Анастасии несчастную, только-только потерявшую замечательного брата — пожарного, то есть человека, состоявшего на службе того же Градоначальства, что и он сам, околоточный.
— Ах, черт! — воскликнул тогда Можайский. — Об этом я как-то не подумал!
— Да ты вообще далеко не всегда даешь себе труд подумать! — Чулицкий, как повелось, не упустил случая съязвить.
Можайский отмахнулся.
— Да, — подтвердил Митрофан Андреевич, — околоточный оказался человеком сердобольным и поведал обо всем Анастасии. Он давно уже знал ее как рассудительную и добропорядочную домохозяйку, на руках которой находились не только повседневные хлопоты, но и странная — то ли от Бога, а то ли и от кого-то иного — сестра!
Анастасия пришла в замешательство. Она сразу сообразила, что именно не давало покоя Клавдии, но не могла решить: рассказывать ей правду или нет. В конце концов, она решила не открываться: уж очень ненадежным человеком казалась ей Клавдия, а дела пошли такие, что от них за версту попахивало самой настоящей уголовщиной!
— Кстати! — Чулицкий. — А с ней-то, с Анастасией этой, что мы будем делать? Выходит, все ее современное имущество — плод преступной деятельности брата и Кальберга! Не можем же мы это оставить совсем без последствий?
Вопрос Михаила Фроловича вызвал довольно бурное обсуждение, но я его, с вашего, читатель, позволения опущу: к делу оно не имеет никакого отношения, да и решено ничего практически не было. Мнения спорщиков разошлись настолько кардинально, что едва не дошло до крупной ссоры. В итоге вопрос оставили «на повестке», а именно — отложили до лучших времен, то есть до тех времен, когда закончено будет с основными моментами.
Итак, минут пятнадцать в моей гостиной полыхала бурная дискуссия, и уже потом, когда накал страстей поутих, Митрофан Андреевич получил возможность продолжить. Это он и сделал незамедлительно:
— А вот в третий раз, господа, Клавдии повезло. Но, вероятно, только потому, что ей не пришлось заниматься непосредственно слежкой. Обстоятельства повернулись к ней лицом: она случайно подслушала, как сестра говорила по телефону:
«На Невском? Хорошо. Завтра в десять».
И поэтому, когда Анастасия наутро засобиралась из дому, она особенно торопиться не стала. Позволив сестре спокойно уйти, оделась для выхода, вышла во двор, мило поболтала с опять приметившим ее дворником, перешла на улицу, взяла извозчика, назвала точный адрес и — наверное, где-то через полчаса после Анастасии — подъехала к дому, в котором помещалась контора «Неопалимой Пальмиры». Там она — все так же спокойно и не спеша — расплатилась и, предоставленная самой себе, направилась к парадному.
Дверь в парадное не запиралась: Клавдия без помех вошла. Поднялась по лестнице на этаж. Толкнула дверь в контору и… она сама не знала, насколько ей повезло: эта дверь тоже оказалась незапертой!
Едва очутившись внутри, она услышала голоса: разговаривали двое — Кальберг и Анастасия.
Клавдия, быстро убедившись в том, что никого больше в конторе не было, подкралась к той комнате, где своими делами занимались ее сестра и барон, и начала внимательно слушать.
«С этим, Анастасия Маркеловна, — говорил Кальберг, — покончено. Теперь нам нужно решить, как быть с официальной частью. Вы подумали над моим предложением?»
«Да, — ответила Анастасия, — и не могу сказать, что оно мне нравится!»
«Помилуйте! — в голосе барона появились нотки удивления. — Что же вас не устраивает?»
«Семь тысяч…» — начала было отвечать Анастасия, но барон ее перебил.
«Только, Анастасия Маркеловна, не говорите, что вам жаль этих денег!»
Послышался смешок:
«Жаль, конечно, — голос Анастасии. — Но не в этом дело!»
«В чем же тогда?»
«Если я их отдам, люди начнут задавать вопросы».
«Наоборот! — Кальберг заговорил с пылом несомненной убежденности в собственной правоте. — Наоборот: вопросы исчезнут сами собой. Людям нравятся трагические жесты и… трагические жертвы!»
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает фотограф Григорий Александрович Саевич.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает старший помощник участкового пристава Вадим Арнольдович Гесс.
Не очень-то многого добившись в столице, Можайский на свой страх и риск отправляется в Венецию, где должно состояться странное собрание исчезнувших из Петербурга людей. Сопровождает Юрия Михайловича Гесс, благородно решивший сопутствовать своему начальнику и в этом его «предприятии». Но вот вопрос: смогут ли Юрий Михайлович и Вадим Арнольдович добиться хоть чего-то на чужбине, если уж и на отеческой земле им не слишком повезло? Сушкин и поручик Любимов в это искренне верят, но и сами они, едва проводив Можайского и Гесса до вокзала, оказываются в ситуации, которую можно охарактеризовать только так — на волосок от смерти!
Бездомный щенок в обрушившемся на Город весеннем шторме, санитарная инспекция в респектабельной сливочной лавке, процесс пастеризации молока и тощие коровы на молочной ферме — какая между ними связь? Что общего между директрисой образовательных курсов для женщин и вдовствующей мошенницей? Может ли добрый поступок потянуть за собою цепь невероятных событий?
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает поручик Николай Вячеславович Любимов.
Викторианский аристократ Чарльз Ленокс — истинный джентльмен, всегда готовый совершить благородный поступок. А потому, когда подруга детства леди Джейн просит его провести собственное, приватное расследование обстоятельств смерти ее хорошенькой горничной Пруденс Смит, Чарльз повинуется — и сразу замечает крайне странные обстоятельства дела.На первый взгляд Пруденс явно покончила с собой. Но где вязла простая служанка редчайший, экзотический яд, ставший причиной ее гибели? Значит, все-таки убийство? Чарльз начинает задавать вопросы — но раньше, чем он успевает прийти к каким-то выводам, убийца наносит следующий удар…
1711 год.Десять лет не прекращается война. Аббат Мелани, секретный агент Людовика XIV, прибывает в Вену. Он узнает о заговоре против императора Иосифа I.Но кто готовится нанести смертельный удар? Брат, мечтающий о троне, или коварные иезуиты? Вероломные англичане или турки, извечные враги империи?Разгадка кроется в таинственном сообщении турецкого посла. Пытаясь расшифровать это сообщение, помощники аббата гибнут один за другим.Впервые на пути агента Людовика XIV оказался столь безжалостный противник.
…Эдо.Новая столица Японии, не успевшей еще зализать кровавые раны жестокой гражданской войны.Твердыня клана Токугава, силой и хитростью вырвавшего власть из рук наследников Тоётоми Хидэёси.Здесь все еще нельзя доверять никому — ни другу, ни врагу, ибо каждый способен прятать в рукаве кинжал или пузырек с ядом.И теперь гибель, похоже, угрожает самому сёгуну.Его люди убеждены — наемный убийца просто промахнулся, застрелив стоящего рядом с Токугавой Иэясу советника.И только ронин Мацуяма Кадзэ, всей душой ненавидящий клан Токугава и его приспешников, догадывается, как и почему произошло это преступление…
Четвертый роман известного английского писателя Дэвида Дикинсона (р. 1946 г.) о лорде Пауэрскорте (с тремя предыдущими издательство уже познакомило российских читателей).Англия, 1901 год. Собор в Комптоне, на западе Англии готовится к великому празднику — вот уже тысячу лет в его стенах люди обращаются с молитвой к Всевышнему. И тут прихожане с ужасом узнают, что всеми уважаемый настоятель собора покинул сей бренный мир, и сделал это при весьма странных и загадочных обстоятельствах. Никому не позволяется видеть тело умершего.
В доме погибшего при загадочных обстоятельствах профессора Лешоссера найден древний меч искусной работы.Из оставленного ученым дневника следует, что этот меч принадлежал герою Троянской войны Ахиллу и им, согласно легенде, завладел Александр Македонский.Но где в таком случае упоминающиеся в тех же записках доспехи античного воина?
В своем очередном историческом романе, выдержанном в жанре «средневекового триллера», современный британский мастер детектива Пол Доуэрти обращается к одной из не разрешенных по сей день загадок. XIII век, Великобритания, уходящий корнями в прошлое конфликт английского и шотландского королевства. На этот раз проницательному Хью Корбетту, посланнику английского лорд-канцлера Бенстеда, предстоит расследовать таинственную смерть шотландского короля Александра III.Да, король погиб глухой ночью и без свидетелей, сорвавшись со скалы и разбившись насмерть — но была ли то лишь роковая случайность? Слишком много ниточек переплелось, слишком много алчных взоров устремлено на шотландский престол — и изнутри страны, и из-за ее рубежей.
В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?Рассказывает начальник Сыскной полиции Петербурга Михаил Фролович Чулицкий.