Можайский-5: Кирилов и другие - [30]
Митрофан Андреевич вздохнул.
— Отставной… — повторил он и грустно покачал головой: Бочаров — да и не только он, впрочем — своим поведением, похоже, разрушил в полковнике безусловную веру в преимущества отслуживших в армии.
— Значит, Анастасии ничего не угрожало?
Митрофан Андреевич пожал плечами:
— Не думаю, чтобы что-то угрожало, во всяком случае, тогда. Но, повторю, держать пари я бы не стал!
— Так что же дальше?
— А дальше Бочаров начал плести всякую ахинею. Точнее, Анастасии показалось, что ее брат совсем уж заврался, но я — в свете уже известного нам — сразу же понял: Бочаров довольно умело перемешивал правду и выдумки. Сотворил этакий mélange[47] из mensonge[48] вполне себе imprudent[49] и la vérité pure[50]! Анастасия слушала и только диву давалась.
Прежде всего, Бочаров взял с нее твердое слово никому ничего не говорить: мол, права она — то, за чем она застала его и господ из страхового общества, не вполне законно, и если — не приведи Господь — всё это вскроется, худо будет всем, начиная с него самого. Сама Анастасия тоже, разумеется, пострадает: его-то, Бочарова, непременно уволят, а значит, семья останется без верного заработка… Да что там — заработка! Без хороших денег!
Я уже говорил, господа: Анастасия быстро привыкла к хорошему и прежние комнаты на Петровской стороне вспоминала с содроганием. Перспектива вернуться в них или в подобные пугала ее. Вот потому-то Бочарову, несмотря на явное неудовольствие сестры, и удалось так просто заручиться ее молчанием!
А дальше он рассказал ей, на первый взгляд, совершенно невероятную историю.
«Однажды после выезда — мы уже вернулись в часть — ко мне подошел странного вида человек: этакая помесь барственности и жуликоватости. И знаешь, что он сделал? Попробуй догадаться!»
Анастасия наотрез отказалась играть в угадайки.
«Денег мне дал! — сказал тогда Бочаров. — Представляешь? Ни «здравствуй», ни «до свидания»… ничего. Просто вынул из кармана сто рублей десятками и сунул их мне в руку!»
«А ты?»
«А что я? Взял, конечно!»
«И даже не спросил, за что?»
Бочаров постучал костяшками пальцев по лбу:
«За дурака меня принимаешь? Разумеется, спросил!»
«Ответ, похоже, тебя удовлетворил, — буркнула Анастасия, — раз деньги не вернул… а ты ведь не вернул?»
Взгляд Бочарова стал снисходительным:
«Э! — протянул Бочаров. — Да это ты у нас оказывается дурочка!»
«Что ты мелешь!»
Но на этот раз гнев сестры не испугал, а позабавил паршивца:
«Забыла что ли поговорку? — хихикая, спросил он. — «Дают — бери? А еще — что упало, то пропало!»
«Значит, — наконец, дошло до Анастасии, — ты бы не вернул эти деньги даже в том случае, если бы разъяснения человека тебе не понравились?»
«Ну конечно!» — весело подтвердил Бочаров.
Анастасия — женщина, в общем-то, честная, пусть даже и совращенная с пути праведного потребностями к излишествам — только головой покачала. В ее глазах — это она так сказала — можно было прочитать явственное «ну ты, братец, и гад!»
Так это или нет, но взгляд Анастасии Бочарова не смутил ни капельки. Напротив: с каждой минутой он становился всё увереннее; былой испуг исчез совершенно. Отпустив еще остроту-другую, он вернулся к своей истории:
«Вы что же, — спросил я странного господина, — пострадали в пожаре?»
«Пострадал? — удивился господин. — С чего вы это взяли?»
«А сто рублей за что?»
«Нравитесь вы мне!»
Услышав это, Бочаров отшатнулся: ему, разумеется, доводилось слышать о разного рода молодчиках, погрязших в содомском грехе — нередко из общества, но часто и просто с улицы. Но чтобы такие люди вот так, нагло и совершенно открыто, подыскивали себе партнеров, он не ожидал.
Первым побуждением Бочарова было… нет, господа: не швырнуть обратно и — желательно — в физиономию наглецу полученные сто рублей! Ни в коем случае. Тут уж, как сказал сам Бочаров, что упало, то пропало: возвращать деньги он не собирался ни при каких обстоятельствах — не на того напали! Первым его побуждением было дать содомиту крепкого тумака: так, чтобы грохнулся тот на панель и встал с нее не скоро. Бочаров даже руку занес, но…
Полубарин — полумошенник опередил его:
«Э, мил человек! — воскликнул он, ловко отпрыгивая в сторону. — С ума ты что ли спятил?»
Бочаров растерялся: глаза странного человека блестели настолько выразительным смехом, что трудно было сочесть этот смех с обидой, какая, несомненно, должна была постигнуть содомита. Кулак разжался сам по себе. Рука опустилась.
«Так вы не из этих?»
Странный человек расхохотался:
«Бог с тобой, голубчик! Я дело тебе предлагаю, а до твоих филейных прелестей дела мне нет никакого!»
Бочаров быстро огляделся по сторонам: не слышит ли кто? Но рядом никого не было, только несколько человек возились с трубным ходом[51], подправляя не то колесо, не то державшую колесо ось.
«Что за дело?» — спросил тогда Бочаров и подошел к человеку поближе: чтобы уж наверняка никто не услышал.
Человек пошел еще дальше: приблизился к Бочарову совсем уж вплотную и, взяв его за пуговицу мундира, склонился устами чуть ли не к самому его уху:
