Мозговик - [27]

И вот теперь, утром в четверг, он зевнул и с трудом поднялся. Можно бы поехать в Бартлесвилль к полудню и попытаться еще раз дозвониться до шерифа. Они могли бы встретиться в Уилкоксе, если у шерифа будет время. Еще лучше, если шериф и сам собирается в Бартлесвилль, тогда они смогут встретиться за ленчем.

Выпив чашку кофе, он отправился в Бартлесвилль и в половине двенадцатого позвонил шерифу из закусочной. На этот раз удачно.

— Это Док Стаунтон, шериф, — представился он. — Хочу поговорить с вами, если у вас найдется свободная минутка. Вы не собираетесь сюда приехать? Если хотите, я сам подъеду в Уилкокс.

— Я как раз собирался выезжать, Док. В Бартлесвилль.

— Отлично. Может, перекусим вместе?

— Я не прочь. Где?

Док предложил:

— Давайте встретимся в таверне. Одна рюмочка не повредит, если мы потом плотно закусим.

Шериф согласился и сказал, что будет на месте примерно через полчаса.

Док прошел от телефона к прилавку закусочной, чтобы купить кое-что. Продавцом оказался один из тех мужчин, с которыми он накануне играл в покер. Они поздоровались.

— Слышал, что вы звонили шерифу, Док, — заметил продавец. — Надеюсь, у вас все в порядке?

— Да, слава Богу. Хотел кое-что ему передать.

— Надеюсь, не по поводу нашей вчерашней игры в покер? А скажите-ка, Док, ведь вы живете за Бэскомб-роуд, не так ли?

Док кивнул.

— Всегда удивлялся, откуда взялось это название. Но я и в самом деле живу там. А почему вы спрашиваете?

— Там еще одно самоубийство было этой ночью. Вы разве о нем не слышали?

Дока как будто что-то кольнуло в шею.

— Нет, не слышал. Я только что приехал и, кроме вас, никого не видел. Так кто это?

— Один старый грубиян, его зовут Зигфрид Гросс. Потеря небольшая; никто его не любил, а он тем более никого не любил. Он живет, то есть жил, в пяти милях от города. Это примерно в трех милях от вас.

Док принялся расспрашивать, но узнал лишь две вещи: что Гросс застрелился поздно ночью из дробовика и что он оставил записку, в которой объяснял, что уходит из жизни из-за невыносимой боли от артрита.

Стаунтон положил покупки в машину и поехал в таверну.

Бармен Майк беседовал с двумя посетителями как раз о самоубийстве Гросса, но никаких новых сведений не было.

Док сидел за пивом, когда в помещение бара вошел шериф и сел рядом.

— Сегодня пива не надо, — устало сказал шериф. — Пожалуй, я выпью кое-что покрепче, Майк. Двойной бурбон.

Док заказал себе еще пива, и Майк пошел к бару.

Шериф зевнул.

— Похоже, вы уже слышали про Зигфрида Гросса, — сказал он, — я вынужден был ехать туда посреди ночи и с тех пор не спал. Боже, как я устал. А ведь мне нужно опять туда ехать.

— Можно мне поехать с вами? — спросил Док.

— Если хотите. У вас появились какие-то соображения в связи с историей Гросса, Док?

— Нет, ведь когда я звонил вам, то ни о чем еще не знал. Я хотел сказать насчет собаки Хоффмана. У нее не было бешенства.

Брови шерифа поднялись в изумлении.

— Вы хотите сказать, что проверяли это? Но зачем, ведь собака никого не укусила! Или все же укусила?

— Нет, никого. Но, я очень заинтересовался этим, особенно после того, как вы сказали, что собака боялась машин. Я недоумевал, почему же в таком случае пес так слепо бросился под колеса. Если он был бешеным, это хоть что-то объясняло бы.

— Что вы, Док, собаки каждый день гибнут под колесами. Наверное, пес гнался за кроликом, перебегавшим дорогу, шел по следу и не увидел машину. Нельзя же в самом деле проводить дознание в верховном суде штата о самоубийстве собаки!

— Конечно, нет. Однако скажите, наконец, шериф, что необычного в самоубийстве Гросса.

— Вообще все это было ужасно. Он выстрелил из дробовика прямо себе в рот, так что мозги разлетелись по всей кухне. Человек из похоронного бюро, которого я захватил с собой, целый час провозился, приводя помещение в порядок. Господи, ну и кровищи было там!

— Будет ли проводиться дознание?

— Зачем? Ведь осталась его собственноручная предсмертная записка. Лишняя трата средств налогоплательщиков. Давайте-ка еще по одной и пойдем есть, ладно?

Лишь во время десерта и кофе Док вновь поднял вопрос об обстоятельствах самоубийства или событиях, хоть как-то с ним связанных.

— Да, пара событий случились в эту ночь, — признался шериф, — хотя к самоубийству они не имели отношения. Сова влетела к нему в дом где-то около полуночи, разбив стекло. Гроссу пришлось ее прикончить, потому что у нее крыло оказалось сломанным.

— Из того самого дробовика?

— Нет. Из винтовки двадцать второго калибра. И примерно через три часа он покончил с собой. Я думаю, он лег спать, но не смог заснуть от мучивших его болей и, в конце концов, решил прекратить свои страдания тем же способом, которым избавил от жизни страдавшую сову. Решив это, направился на кухню и выпалил в себя.

Док нахмурил брови.

— Был ли какой-нибудь физический контакт между Гроссом и совой?

— Нет, только после того, как она умерла. Застрелив ее, Гросс выбросил трупик в окно и сказал жене, что закопает его утром.

Шериф сделал паузу и глотнул кофе из чашки.

— Птицу закопал Лурса, тот парень, что живет рядом с ним. Да, еще кот. Той же ночью кот Гроссов забрался в амбар к Лурса, и там его загрыз их пес, кстати, очень свирепый.