Мозг: прошлое и будущее - [84]

– то есть пользуются старым термином Энгеля, но опускают «био». «Мы не утверждаем, что психическая болезнь подобна любой другой медицинской проблеме, – говорят исследователи. – Психосоциальная картина психической болезни делает упор на стрессогенные факторы среды и травму как на главные причины недуга»[563]. Корриган и Уотсон цитируют несколько исследований и пишут, что «в противоположность биологической аргументации, психосоциальное толкование душевной болезни, как выяснилось, сильно улучшает имидж больного и уменьшает страх заболеть». Вместо того чтобы дегуманизировать больных, обвиняя во всем «сломанный мозг», и ставить их вне закона, осуждая за «нравственное уродство», психосоциальное толкование рисует душевную болезнь как «понятную реакцию на житейские события».

В наши дни, вероятно, распознавать факторы среды и общества, влияющие на психическое здоровье, и работать с ними стало легче благодаря достижениям науки и техники. Об этом заговорили, в частности, в 2015 году, когда Томас Инсел, в то время – глава Национального института психического здоровья, потряс коллег заявлением, что покидает свой пост и уходит в технологический гигант «Google». Свое решение Инсел обосновал тем, что давно мечтает задействовать Интернет для усовершенствования диагностики и методов лечения. «Технология способна обеспечить почти весь диагностический процесс, поскольку можно применять датчики и собирать объективную информацию о поведении», – говорит Инсел, намекая, что подобные измерения, вероятно, придут на смену диагнозам по DSM[564]. Сеть взаимосвязанных датчиков поможет распознать неуловимые колебания в голосе или поведении человека, которые просигнализируют о начале психического расстройства. «Кроме того, многие методы лечения психических болезней – это психосоциальные интервенции, а их можно делать и при помощи смартфона», – добавляет Инсел. Особенно настойчиво он советует проводить дистанционно, при помощи смартфонов и планшетов, сеансы когнитивно-поведенческой терапии, поскольку это снизит барьеры, мешающие получить лечение[565].

Вокруг интернет-методов в психиатрии ведутся жаркие споры, особенно по вопросу о распознавании психических болезней при помощи онлайн-наблюдения за поведением человека. Например, депрессию можно выявить и диагностировать на основании закономерностей пользования Интернетом, а возможно, и по содержанию поисковых запросов. Психологи Эдриен Уорд и Пьеркарло Вальдесоло пишут, что «частый обмен файлами, интенсивная электронная переписка по почте и в чатах, склонность быстро переключаться с сайта на сайт или на другие онлайн-ресурсы – все это указывает на риск возникновения симптомов депрессии»[566]. Можно было бы задействовать подобные данные для выявления тех, кому нужно медицинское обследование, если бы не очевидные сложности, связанные с охраной частной жизни. Однако, если выйти на уровень выше, мы столкнемся с менее спорной мыслью, что можно анонимно соотносить данные о поведении в Интернете и его патологических закономерностях с общественными факторами и особенностями среды – характеристиками тех или иных регионов, экономическим положением, культурными нишами и т. п. Тогда интернет-скрининг послужил бы своего рода переписью психического здоровья населения, причем его чувствительность к самым разным критериям была бы несравнимо выше, чем у любого доступного в наши дни опроса. Так могут выглядеть современные классические исследования по психиатрической эпидемиологии, которые с небывалой ясностью покажут, что психическое здоровье – это не просто «сломанный мозг» конкретного человека, а феномен гораздо более масштабный, зависящий от ментального ландшафта, в котором обитают люди во всем мире.

Технология способна стать инструментом, который позволит понять, как взаимосвязан мозг со здоровьем и с болезнью, что он дает и что он получает в обоих случаях. Если мы высветим причинно-следственную сеть, окружающую каждого из нас, то технология в этой роли поможет преодолеть представления, что наш мозг не более чем физический аналог независимой души, в наличие которой у себя мы когда-то верили. Кроме того, технология может стать инструментом целенаправленного изменения мозга и его функционирования, о чем уже несколько десятилетий постоянно пишут фантасты и футуристы. Из следующей главы мы узнаем, как сакрализация мозга питает подобные фантазии и в чем она их ограничивает.

Глава девятая Нейротехнологический беспредел

Первый в мире Супермен обладал суперсилой, поскольку согласился изменить свой мозг. Еще до появления Кал-Эла, загадочного пришельца с другой планеты, который благодаря земному Солнцу обрел способности, и не снившиеся простым смертным, создатели комиксов придумали Билла Данна – жалкого землянина, который превратился в трансчеловека, выпив снадобье, изготовленное другим землянином[567]. Дело было в разгар Великой Депрессии, Данн стоял в очереди за бесплатной едой, и его наугад выхватил оттуда беспринципный химик по фамилии Смолли. Ученый посулил сытно накормить бездомного, и тот согласился пойти к нему домой – а там его опоили психотропным зельем, которое Смолли только что изобрел. Сначала Данну стало плохо, у него начались галлюцинации, но потом он пришел в себя и обнаружил, что обрел сверхспособности – стал телепатом и ясновидящим. «Я – словно губка, которая впитывает все тайны на свете, – заявил новоявленный Супермен. – Я познал все науки, и самые глубокие вопросы для моего неимоверного интеллекта – детская игра. Да я же бог!»