Мозг и сознание - [23]

У больных, надолго прикованных к постели, находящихся на искусственном дыхании или в гипсовом корсете, появлялись психотические симптомы, в том числе беспокойство, бред и галлюцинации, которые не поддавались обычному медикаментозному лечению, но быстро исчезали после общения с людьми или после сенсорной стимуляции с помощью радио и телевидения [141].

Литература о влиянии недостаточности сенсорного притока огромна [197], и она убедительно показывает, что коре головного мозга для поддержания нормальной поведенческой и психической деятельности необходим непрерывный сенсорный приток. Мы должны ясно представлять себе, что психические функции возможны лишь благодаря этой своеобразной пуповине — поступающей извне сенсорной информации — и что они нарушаются при изоляции от окружающего мира. Этот факт был попят философами, что нашло отражение в словах Ортегап-Гассета [167]: «У человека пет природы, у него есть история» и «Я — это я и моя судьба». Признание того, что внешняя среда образует структурный элемент личности,— одна из важных идей, высказанных им также в книге «Размышления о Дон-Кихоте» [166], где один из персонажей утверждает: «Обстоятельства жизни составляют другую половину моей личности» и «способность создавать себя из окружающего присуща только человеку». Аналогичная мысль выражена в поэме Теннисона «Улисс», где Улисс говорит: «Я часть всего того, что видел».

Мысли Ортега-и-Гассета имеют важное философское значение, но, возможно, нам следует пойти еще дальше и усомниться в том, что даже половину личности можно представить себе независимой от окружающего. Если уничтожить все прошлое индивидуума, /*се обстоятельства его жизни и опыт, останется ли при этом что-нибудь от личности? Останется мозг и, возможно, будет продолжаться спайковая активность нейронов, но без прошлого, т. е. без накопленного опыта и знаний, не может быть психической деятельности, и сознание будет походить на аристотелеву tabula rasa. Здесь следует вспомнить, что «гены определяют не признаки или особенности, а реакции, или ответы» [64]. Кирпичики для построения нашей личности поступают извне. Роль церебральных механизмов, которые сами в значительной степени обусловлены прошлым опытом, заключается в том, чтобы принимать, перерабатывать, объединять и хранить полученную информацию, а не в том, чтобы ее создавать. Оригинальность — это открытие новых связей в ране полученной информации. Мы должны осознать, что строение человеческого мозга не изменилось сколько-нибудь заметно за последние не­сколько тысячелетий; изменилось только количество информации, получаемой мозгом, и умение с ней обращаться. Основная разница между пещерным человеком и современным ученым не обусловлена генетически, а создается под влиянием окружения и культуры.

На протяжении веков философская традиция признавала существование «я», «души» или «эго», как сущности в той или иной степени метафизической, относительно независимой от окружающего (а возможно, даже от генов), которая есть «суть», наделяющая человека его неповторимой личностью и чертами характера, и которая в будущем может вступить в конфликт с социальной средой.

Взаимозависимость между индивидуумом и его психологическим окружением, или «ноосферой», была рассмотрена в трудах Тейара де Шардена (223], который писал, что всеобщее и личное «развиваются в одном и том же направлении и одновременно достигают друг в друге своего апогея...», «сверхличного» сознания в «точке омега». Несомненно, что каждый из нас по-своему воспринимает, оценивает и ощущает окружающий мир, по почему то, что в нас индивидуально, должно обязательно находиться в конфликте с тем, что возникло под воздействием внешней среды? Тейар де Шарден, подобно Ортега-и-Гассету и большинству других философов, допускает существование полумистического, неприступного «я» — сущности, определенным образом отождествляемой с сознанием индивидуума, с его «эго», или личностью, которая связана с внешней средой, но может вести и относительно независимое существование.

Недавние работы по нейрофизиологии и физиологии, которые обсуждались выше, показывают, что дело обстоит совсем не так. Происхождение памяти, эмоциональных реакций, профессиональных навыков, слов, идей и поведенческой деятельности, из которых слагается наше «я», можно проследить и за пределами индивидуума. Каждая личность — это временное сооружение из материалов, заимствованных у окружающей среды, а сознание — это интрацеребральная разработка экстрацеребральной информации. «Индивидуальная» половина есть перегруппировка элементов окружающей среды. Что касается конечного результата, который проявляется в реактивности и поведении индивидуума, то строительный материал, поставляемый культурой, важнее, чем индивидуальный субстрат, внутри которого происходит перегруппировка.

Замечательно, что подобные взгляды, судя по описаниям Леви-Штрауса [142], являются философией индейцев племени бороро, обитающего в джунглях бассейна реки Вермелу (Амазонка). Для бороро каждый человек— не индивидуум, а член общества. Их деревни существуют «вечно», составляя часть физической вселенной наряду с животными, небесными телами и явлениями природы. Человеческое тело — временная форма, что-то среднее между рыбой и попугаем ара. Жизнь человека — это просто часть общей культуры. Смерть — природное явление, направленное против культуры, и поэтому, когда человек умирает, то урон наносится не только его близким, но обществу в целом. Виновата природа, она должна оплатить долг, и тогда все племя выходит на охоту, чтобы убить какого-нибудь крупного зверя, лучше всего ягуара, и принести домой его шкуру, клыки и когти, которые будут олицетворять . «мори» умершего — непреходящую ценность его личности.