Мозг ценою в миллиард - [87]

— В аэропорт? — снова спросил мужчина.

Один из милиционеров принялся разбрасывать песок, засыпая лужу масла и крови. Водосток заурчал и плеснул на асфальт мокрыми льдинками.

— Да, пожалуйста, полковник Шток, — громко сказал я, ни к кому не обращаясь.

Шток на самом деле вышел из толпы и щелкнул пальцами. С другой стороны улицы наперерез транспорту рванул «ЗИС» и подъехал к нам. Шофер выскочил из машины и распахнул дверцу. Шток пригласил меня в машину. В теплом салоне «ЗИСа» работало радио. Лед на Неве трескался, городские власти предупреждали людей, чтобы они не ходили по льду. Шток велел шоферу выключить радио.

— Лед, — сказал полковник. — О нем я знаю все.

Он вынул из кармана маленькую фляжку и передал ее мне.

— Выпейте. Это рижский бальзам. Согревает.

Я глотнул и закашлялся. Жидкость была густая и такая горькая, что почти невозможно пить.

Но я все-таки отхлебнул еще немного, пока машина разворачивалась в сторону аэропорта, и оглянулся на автобус. Кровь и масло медленно проступали сквозь щедро рассыпанный песок.

Некоторые машины марки «ЗИС» оснащены звуковыми сигналами с особым звуком, чтобы предупреждать постовых милиционеров о проезде важной шишки. У машины Штока тоже был такой сигнал, и шофер гнал через перекрестки без остановок.

— У меня сегодня особый день, — сказал Шток. — Юбилей моей раны.

Он потер плечо.

— Меня ранил снайпер во время финской кампании. Наверное, уложил бы, если бы выпил не так много водки. — Шток засмеялся. — Финские снайперы — мы звали из «кукушками» — редко мазали. Они просачивались на многие километры вглубь за линию фронта, прятались на деревьях и убивали далее генералов. Некоторые из них нахально заглядывали в наши части, обедали в наших полевых кухнях, а затем снова возвращались в свои укрытия. Великолепно. Тот день был такой же, как сегодня. Гололед, небольшой снегопад. Я служил в танковом подразделении. Мы куда-то ехали и увидели группу солдат в форме регулировщиков Красной Армии с нарукавными повязками, которые махали флажками, направляя нас в сторону от дороги. В этом не было ничего необычного, мы часто ездили по полям. Но это оказались финны, переодетые в нашу форму. Мы неожиданно попали под ураганный обстрел. Я ехал в танке с открытой крышкой люка — хотелось видеть, что делается вокруг. Это была ошибка.

Полковник снова потер плечо и засмеялся.

— Это был мой первый день на передовой, — добавил он.

— Не повезло.

— У нас в России говорят: «Первый блин — комом». — Он все еще держался за плечо. — Иногда в холодную погоду сводит мышцы. Врачи на передовой не очень-то умело обращались со шприцем. Вы не поверите, как было холодно в те дни. Военные действия шли даже при сорока градусах мороза, и открытые раны затягивало льдом. Лед — страшная вещь.

Шток достал сигареты, и мы закурили. Шофер сигналил на перекрестках.

— Я знаю, что такое лед, — Шток выдохнул густую струю дыма и ударился в воспоминания. — Во время Великой Отечественной войны я сражался недалеко отсюда. Как-то раз нужно было по льду Ильмень-озера на танках КВ — сорок три тонны — обойти с фланга 290-ю пехотную дивизию фашистов. Сорок три тонны — это триста фунтов на квадратный сантиметр. Лед был великолепен: озеро промерзло почти до самого дна. Но иногда было видно, как лед прогибается, прогибается под страшной тяжестью. Конечно, танки были рассредоточены по всей поверхности озера. Впереди — две реки, где лед хрупкий из-за движения воды. Во время нашей пробной вылазки мы набросали в воду бревен, чтобы они вмерзли в лед и укрепили поверхность. Мы связали танки стальными тросами — как альпинистов, лезущих в гору, — и первые четыре танка прошли по бревнам и льду без проблем, только временами раздавался угрожающий треск. Когда пятый танк был уже на середине пути, лед затрещал, как пистолетные выстрелы. Он стал тонуть, и четыре первых танка с ревом потащили его прямо подо льдом с жутким грохотом. Толщина льда з этом месте была примерно в полметра. Наверное, минуты три танки не могли сдвинуться с места, несмотря на все усилия… — Шток замолчал. Он сжал свои огромные пальцы и щелкнул суставами. — А потом пятый танк с громким ревом показался из-подо льда.

— Но экипаж не выжил бы, пробыв столько времени в ледяной воде.

— Экипаж? — Мои слова озадачили Штока. — Там было много экипажей.

Он засмеялся и какое-то время смотрел мимо меня, вспоминая сбою молодость.

— Всегда находится много людей, — наконец сказал он. — Много людей, готовых следовать за мной, и не меньше, готовых идти за вами.

Мы развернулись у Зимнего дворца. Там стояла дюжина туристических автобусов и длинная очередь любопытных, терпеливо ожидающих, когда смогут увидеть сокровища русских царей.

— Но есть немало и таких, — сказал я, — которые готовы следовать за Харви Ньюбегином…

— Харви Ньюбегин, — медленно произнес Шток, подбирая слова осторожнее, чем обычно, — был типичным продуктом вашей капиталистической системы, разлагающей личность.

— Я знаю одного человека по имени генерал Мидуинтер, — сказал я, — так вот он считает, что Харви — как раз типичный пример вашей системы.

— Есть только один генерал Зима