Мозаика. Стихотворения и поэмы - [2]

К окошкам ледяным.

Они сто раз судились,

Плевали на расстрел.

Сухими выходили

Из самых мокрых дел.

На черта им девчонка?

И рифм ассортимент?

Таким как эта — с челкой

И пудрой в сантиметр?!

Стоишь — черты спитые.

На блузке видит взгляд

Всю дактилоскопию

Малаховских ребят…

Чего ж ты плачешь бурно?

И, вся от слез светла,

Мне шепчешь нецензурно —

Чистейшие слова?..

И вдруг из электрички,

Ошеломив вагон,

Ты

   чище

      Беатриче

Сбегаешь на перрон.

Параболическая баллада

Судьба, как ракета, летит по параболе

Обычно — во мраке и реже — по радуге.

Жил огненно-рыжий художник Гоген,

Богема, а в прошлом торговый агент.

Чтоб в Лувр королевский попасть

   из Монмартра.

Он

   дал

      кругаля через Яву с Суматрой!

Унесся, забыв сумасшествие денег,

Кудахтанье жен, духоту академий,

Он преодолел

   тяготенье земное.

Жрецы гоготали за кружкой пивною:

«Прямая — короче, парабола — круче,

Не лучше ль скопировать райские кущи?»

А он уносился ракетой ревущей

Сквозь ветер, срывающий фалды и уши,

И в Лувр он попал не сквозь главный порог —

Параболой

   гневно

      пробив потолок!

Идут к своим правдам, по-разному храбро.

Червяк — через щель, человек — по параболе.

Жила-была девочка рядом в квартале.

Мы с нею учились, зачеты сдавали.

Куда ж я уехал!

   И черт меня нес

Меж грузных тбилисских двусмысленных звезд!

Прости мне дурацкую эту параболу.

Простывшие плечики в черном парадном…

О, как ты звенела во мраке Вселенной

Упруго и прямо, — как прутик антенны!

А я все лечу,

   приземляясь, по ним —

Земным и озябшим твоим позывным.

Как трудно дается нам эта парабола!..

Сметая каноны, прогнозы, параграфы.

Несутся искусство, любовь и история —

По параболической траектории!

В Сибирской весне утопают калоши…

А может быть, все же прямая — короче?

Осень

С. Щипачеву

Утиных крыльев переплеск.

И на тропинках заповедных

Последних паутинок блеск,

Последних спиц велосипедных.

И ты примеру их последуй,

Стучись проститься в дом последний.

В том доме женщина живет

И мужа к ужину не ждет.

Она откинет мне щеколду,

К тужурке припадет щекою,

Она, смеясь, протянет рот.

И вдруг, погаснув, все поймет —

Поймет осенний зов полей,

Полет семян, распад семей…

Озябшая и молодая,

Она подумает о том,

Что яблонька и та — с плодами,

Буренушка и та — с телком.

Что бродит жизнь в дубовых дуплах,

В полях, в домах, в лесах продутых.

Им — колоситься, токовать.

Ей — голосить и тосковать.

Как эти губы жарко шепчут:

«Зачем мне руки, груди, плечи?

К чему мне жить и печь топить

И на работу выходить?»

Ее я за плечи возьму —

Я сам не знаю, что к чему…

А за окошком в первом инее

Лежат поля из алюминия.

По ним — черны, по ним — седы,

До железнодорожной линии

Протянутся мои следы.

Из окна самолета

В мире друзей, в мире транспорта долгого,

Что ты там делаешь в мире, где дождь?

Делишься с кем мандаринными дольками?

Что за экзамены снова сдаешь?

Или запальчивая, запальчивая,

Снова блистательно завалясь,

Ты пробегаешь цимбальною палочкой

Мимо перил, мимо пилястр!

Ой, вокалисточка, снова за шалости?

Или озябшая, бросив постель,

Бродишь босая и взять не решаешься

Трубку тяжелую, точно гантель…

Замужем ты. Все забылось и зажило.

Что же ты стынешь, свежо и светло,

Как над несущимися пейзажами

Стынет

   пристальное

      крыло?

Б. А

Дали девочке искру.

Не ириску, а искру,

Искру поиска, искру риска,

Искру дерзости олимпийской!

Можно сердце зажечь, можно — печь,

Можно

   землю

      к чертям

         поджечь!

В папироске сгорает искорка.

И девчонка смеется искоса.

Шахты

Здесь у парней

Умный закон:

Уголь черней —

Чище огонь!

Руки черней —

Сердце честней.

Здесь у девчат

Косы, как жгут.

Выйдут — дичась.

Ночью — сожгут.

Кротче ручья? —

Кровь горяча!

Лезу, как в сон,

С ними

   в забой,

Медведица

   ковшом

Звенит над головой.

Снаружи — день-деньской,

А в шахте —

   звездопад.

Округлый и большой.

Как лезвия лопат.

Так вот загвоздка в чем!

Высь —

   это глубина.

Я вижу

   звезды

      днем

С шахтового

Дна.

Кузбасс.

Грузинские дороги

Вас зá плечи держали

Ручищи эполетов.

Вы рвались и дерзали, —

Гусары и поэты!

И уносились ментики

Меж склонов-черепах…

И полковые медики

Копались в черепах.

Но оставались песни.

Они, как звон подков,

Взвивались в поднебесье

До будущих веков.

Их горная дорога

Крутила, как праща.

И к нашему порогу

Добросила, свища.

И снова мёртвой петлею

Несутся до рассвета

Такие же отпетые —

Шоферы и поэты!

Их фары по спирали

Уходят в небосвод.

Вы совесть потеряли!

Куда вас занесет?!

Из горного озона

В даль будущих веков

Летят высоким зовом

Гудки грузовиков.

Художник

(Письмо К. Л. Зелинскому)

В век разума и атома

Мы — акушеры нового.

Нам эта участь адова

По нраву и по норову.

Мы — бабки повивальные,

А век ревет матеро,

Как помесь павиана

И авиамотора.

Попробуйте при родах

Подобных постоять

Сгорать на электродах,

И в руки радий брать.

Когда душа-актиния

К скелету приросла.

О, радиоактивная

Основа мастерства!

Слова, как кварц, лучатся.

Они разят и лечат,

Чтоб людям

   улучшаться…

Чтоб людям было

   легче…

Чтоб опухоли раковые

Спадали с душ и тел.

Чтоб Коммунизм,

   как раковина,

Приблизившись, гудел…

И, счастлив этой долей,

Художник в мастерской

Стоит

   бессмертно

      болен

Болезнью лучевой!

Кассирша

Д. Н. Журавлеву

Немых обсчитали.

Немые вопили.

Медяшек медали

Влипали в опилки.

И гневным протестом,

Что все это сказки,

Кассирша, как тесто,