Моя золотая Бенгалия - [50]

После захода солнца в тропиках становится темно намного быстрее, чем у нас, и практически весь год нельзя работать 11–12 часов в сутки без искусственного освещения. Деревни быстро погружаются в темноту (за исключением нескольких домов, к которым подведено электричество, или тех, где жители могут позволить себе зажигать дорогие, яркие керосиновые лампы особой конструкции). Какая-нибудь примитивная коптилка имеется в каждой хижине, но можно ли при ее свете работать?

Если зима приходит медленно, то весна короткая и быстро уступает место лету. Уже 7 марта был такой жаркий день, что служители моего «гест-хауза» говорили:

— Бхишон гором («Ужасная жара»).

Появились большие черные зонты, которыми укрывались от солнца. Никакой большой жары по индийским меркам, правда, еще не было. Только 34,5° днем и 17° ночью, то есть примерно такая же температура, как в конце сентября и в первой половине октября, когда бенгальцам кажется, что стоит приятная, теплая погода.

Уже 23 марта я записал в своем дневнике: «Давящий, знойный воздух, дышать тяжело, непрерывно потеешь. Перед сном надо постоять под душем, чтобы тело остыло и можно было бы заснуть». Тогда я еще не знал, что при настоящей жаре пот выступает на теле только при быстром движении, так как он моментально испаряется. Конец марта — прекраснейшее время весны, когда по утрам и вечерам громко поют птицы. Я научился различать по голосам голубую индийскую кукушку, голубя и индийского соловья. Воздух становится густым от избытка запахов, которые щедро выделяют деревья и кустарники.

Опасаясь жары, выхлопотал разрешение один месяц пожить в горном Дарджилинге, откуда осенью и зимой видна Канченджанга, один из восьмитысячников Гималаев. Но когда я туда направился после лекций о Р. Тагоре, прочитанных в Северобенгальском университете, понял, что Дарджилинг, где в основном живут непальцы и тибетцы, все же не та Индия, которая мне была нужна. К тому же возникли опасения, что там, вдали от библиотеки, не смогу полноценно работать над своим исследованием, из-за которого приехал в такую даль.

Врач из Шантиникетона, прежде чем разрешить мне одному отправиться в длительное путешествие по многим штатам, посадил меня напротив себя, согнул в локте правую руку, оперся ею о стол и предложил мне схватить его ладонь. Его руку я пригнул к столу, хотя врач был моложе меня и чуть крупнее.

Он сказал, что я действительно здоров, и… дал указание сделать мне прививки от нескольких заразных болезней. Борьба с тропическим солнцем была намного длительнее и мучительнее, хотя могу утверждать, что я не сдался — делал все то, что делал бы и в более прохладное время. Только в более медленном темпе и со стиснутыми зубами, проклиная однообразие, которое давит больше всего. В Шантиникетоне температура в помещениях немного спадает только за несколько часов до восхода солнца. Днем она сохраняется с точностью до полуградуса, так как нет облаков и ветра. Нежное дуновение, которое иногда создавал ничтожный сквозняк в моей комнате (в Индии все дома строятся так, чтобы был сквозняк), было подобно волне жары из открытых дверей парной[1].

Настоящая жара, свыше 37–38°, началась во второй половине апреля и продолжалась все время, пока я жил в Шантиникетоне, то есть до середины июля. В сентябре — октябре Бенгалия пережила самое крупное наводнение за последние шестьдесят лет, после него последовал самый продолжительный период жары и засухи за всю историю метеослужбы Индии. По меньшей мере две недели в Калькутте в середине дня температура была 41–42,5° в тени. Начиная с 7 июня изредка выпадали дожди, но настоящие муссонные ливни так и не начались до середины июля. Это также своеобразный рекорд для Восточной Индии. До 1979 года самый ранний муссон был зарегистрирован 26 мая 1937 года, а самый поздний — 24 июня 1948 года.

«Старая мельница судьбы мелет нашу жизнь» — эта латышская мелодия постоянно вертелась в голове в жаркую погоду под унылое гудение вентилятора (если он работал). Не было ни малейшего желания выходить из дому, но если это приходилось делать хотя бы на несколько часов, то надо было брать с собой сосуд с водой, так как за день надо выпить как минимум 3–3,5 литра. Нельзя забывать и соль. При жаре солоноватая вода вкуснее подслащенной. Нелегко в это время, если надо далеко ехать. Мне пришлось двое суток провести в поезде по пути в Кашмир и столько же при возвращении. Хотя окна вагона были закрыты и темные шторы опущены, зной все же проникал в вагон, и все казалось горячим, к чему бы ни прикасалась рука, — собственные волосы, одежда, сиденье. Хорошо, что к вагонам подносили фрукты и на вокзалах были краны, где можно было пополнять запасы воды. Особенно запомнилась поездка в автобусе из Дханбада в штате Бихар в Болпур. Попытайтесь представить, как может себя чувствовать человек в переполненном автобусе, стоя больше на одной ноге, чем на двух, выслушивая протесты остальных пассажиров, которым мешают две ваши сумки, в условиях, когда окна плотно закрыты и на улице 44° в тени.

Глинистая почва Бенгалии в жару растрескивается как после землетрясения, местами образуя щели шириной в 10–15 сантиметров; пересыхают пруды и мелеют реки. В поисках воды люди нередко покидают родные места, скот погибает от голода и жары. Засыхают деревья и кустарники. Урожай сгорает на корню. Многие люди заболевают, а некоторые даже умирают от солнечного удара. Начинается массовая миграция людей в перенаселенные города. Особенно трагическим становится положение племен, которые живут в гористых, лесистых областях и питаются только тем, что дает природа.