Моя золотая Бенгалия - [47]

Равновесие в отношениях между природой и людьми в Индии, так же как и в других местах, начало нарушаться уже тогда, когда лесов стало мало, а на их месте появились поля и города. Вместе с малоценными породами деревьев вырубались и сандаловые деревья, красное и черное дерево. Несмотря на все запреты, деревья и кусты по-прежнему уничтожаются из-за нехватки топлива для приготовления пищи. Редеют даже склоны труднодоступных гор и возвышенностей. Путешествуя по Индии только поездом или автобусом, я ни разу не видел большого леса или джунглей, как у нас принято называть индийские леса (местные жители джунглями называют и небольшие кустарники). Эрозия почвы — результат вырубки лесов — тяжелая проблема, с которой приходится здесь сталкиваться.

Ученые считают, что человек, постепенно расширяя свои владения за счет растительного мира, способствовал тому, что климат Индии стал жарче. Не знаю, правда ли это, но теперь этот климат переносится с трудом.

В Индии времена года принято называть следующим образом: прохладный, или, как говорят индийцы, холодный, сезон (декабрь март), жаркий (апрель — май), сезон дождей (июнь — сентябрь) и сезон отступления юго-западного муссона. Уже в этом делении нет привычных нам названий времен года. Бенгальцы утверждают, что у них существуют шесть времен года — каждое по два месяца. Не знаю, так ли это, но, когда я жил в Западной Бенгалии, мне казалось, что по-настоящему прохладно бывает лишь ночью с конца декабря до середины февраля, в остальное же время тепло или жарко как днем, так и ночью. В то же время на равнине Кашмира, у подножия Гималаев, температура примерно такая же, как в наших широтах. Зимой она относительно постоянна, но не ниже минус 15–20°, а летом солнце печет куда сильнее, чем в нашей Прибалтике. Но люди живут и на высоте трех-четырех тысяч метров над уровнем моря и даже еще выше, где климат весьма суров. В разных районах Индии различно и количество осадков. В северо-восточном горном районе неподалеку от города Шиллонга (штат Ассам), ежегодно выпадает самое большое количество осадков в мире — около тринадцати тысяч миллиметров, а на некоторых довольно обширных равнинных территориях Западной Индии — только пятьдесят миллиметров за год. На большей же части Индии осадки колеблются от четырехсот до семисот миллиметров, и они в основном выпадают в течение нескольких месяцев во время летнего муссона.

Я прибыл в Индию 23 сентября, и она меня встретила настоящим теплом — 34–35° в тени. Разъезжая по Дели с группой советских туристов, приехавших из Средней Азии, приходилось непрерывно слышать восклицания:

— Как непереносимо жарко!

Когда я им напоминал, что у них в Ташкенте или Ашхабаде бывает и за 40° в тени, то получал ответ:

— У нас влажность воздуха низкая, поэтому жара легче переносится.

Когда я прилетел в Калькутту, где влажность воздуха была, несомненно, выше, чем в Дели, казалось, что меня обволакивает воздух парной в бане. Но термометр показывал те же 34–35°, что и в Дели!

Но прежде чем я испытал на себе безжалостное солнце Индии, пришлось познакомиться с мощными муссонными ливнями. Чтобы создать у читателя яркое представление о них, обращусь к своему калькуттскому дневнику:

«Какое сегодня число? Кажется, 28 сентября. А дождь не перестает. Льет как бы из огромного небесного крана, который боги забыли закрыть. Часов пять почти без перерыва. Утром на соседних улицах вода была по колено. Некоторые автобусы еще ходят. Люди бредут кто как может, рикши работают по-прежнему. Ем сыр, который, к счастью, взял с собой из Риги. Мой сосед по комнате, приятный юноша из Ирана, который собирался поступить в университет, где-то достал вареный рис и лепешку. Вечером меня приняли в свой ’’клуб» участники своеобразной кухни самообеспечения этого Международного дома студентов, где главенствовали семь бангладешцев — преподавателей различных учебных заведений.

Прошла еще одна дождливая ночь. В небольшом домике напротив, в котором обитает мусульманская семья, вода поднялась намного выше порога. Пустые банки из-под краски, вычищая которые семья зарабатывает себе на жизнь, плавали по всему двору. На улице в самых глубоких местах вода доходила до подмышек. Кухня нашего общежития закрыта и затоплена, снабжение продуктами полностью прекращено.

— Придется голодать, — сказал повар.

Электричество отключили (я тогда еще не знал, что его не отключили, а просто упало напряжение). Днем его почти не было. Вода в кране появлялась только изредка.

К вечеру улица стала оживленнее. Люди куда-то брели по грязной воде и что-то несли на голове. Пытались проехать на своих двухколесных тележках рикши. Чуть не вплавь, со смехом куда-то направились два мальчика. Очевидно, вода не везде поднялась высоко (вскоре стало ясно, что затоплена только часть Калькутты). А что теперь делали бездомные, чем питались, если даже вороны у моего окна, кажется, каркали от голода? (Позже выяснилось, что люди были расселены по школам, колледжам и другим зданиям.)

Только что меня угостили обедом — восемью маленькими печеньями, чашечкой кофе и одним бананом, видимо, кто-то доставил съестное. За обеденным столом состоялся разговор, обсуждали, кто отправится за ужином. Я тоже вызвался, но мое предложение было отклонено даже без обсуждения. (Потом я много раз чувствовал, что в Индии я в глазах местных людей выглядел таким же взрослым ребенком, какими нам кажутся индийцы, приезжающие в Ригу.) Вода может быть заражена микробами, она очень грязная, продукты надо нести на голове, и я не был огорчен, что пришлось остаться в комнате. (Затем почти месяц я был вынужден жить, не принимая участия в доставке продуктов, хотя многократно просил возложить на меня хотя бы какую-нибудь обязанность.)