Моя жизнь - [151]

Что бы я ни говорил, он оставался в самом лучшем настроении. Подлинная причина этого стала известна мне уже вскоре: он работал над новой повестью и был уверен, что нашел превосходный материал. Не только вежливость заставила меня проявить любопытство, которое я едва мог обуздать. Я и вправду хотел получить более точную информацию, и мне не понадобилось долго упрашивать хозяина. Фриш откупорил бутылку шампанского и с воодушевлением принялся рассказывать.

Недавно в Цюрихе состоялся необычный уголовный процесс. Дело растянулось на несколько недель, и он целые дни проводил в зале суда. То, что я услышал о ходе и деталях этого процесса, об обвиняемом, свидетелях и присяжных, было просто великолепно. Мне не доводилось слышать более увлекательной и интересной истории от Фриша. Великолепный старый рассказчик обнаружил идеальный материал, соответствовавший масштабу его личности. Абсолютно уверенный в этом, я поздравил Фриша и думал: этот час — а рассказ длился по меньшей мере час — я забуду не скоро.

С нетерпением ожидал я выхода книги. Весной 1982 года она появилась под названием «Синяя борода». Книга меня не разочаровала — нет, просто привела в ужас. По всей видимости, отношение Фриша к своему материалу изменилось. Перестал ли он верить в силу внушения персонажей и мотивов, с которыми познакомился в зале цюрихского суда? Или поколебалась его уверенность в своих силах? Как бы там ни было, странную и волнующую историю, которая говорила сама за себя, он с помощью всякого рода изменений и отчуждений лишил непосредственности и наглядности. Тем не менее я не считал, как было после рассказа о «голоцене», что дело в моем восприятии, и поэтому не хотел увиливать. Я открыто написал то, что думал о новой книге, и постарался смягчить горечь любезно звучавшими оборотами, подсластить пилюлю порицания, что, как правило, оказывается бесцельным. Еще раз в моей памяти возникли слова из «Ифигении», касающиеся критики: «Напрасно прибегаешь к многословью, / В них краткое лишь различаю: нет».

В следующие годы мы время от времени переписывались, но снова я увидел Фриша только в апреле 1986 года. Он приехал во Франкфурт, чтобы после демонстрации очень длинного фильма о себе под названием «Разговоры с пожилым человеком» ответить на вопросы журналистов. Пригласили многих, но пришли очень немногие. Я тоже не участвовал в этом мероприятии, так как работал над критической статьей о романе Гюнтера Грасса «Крысиха», чтобы подготовить ее к выходу ближайшей литературной страницы «Франкфуртер Альгемайне».

Но было и еще одно обстоятельство. Такого рода выступления почти всегда неискренни и оставляют неприятное впечатление. Хайнер Мюллер постоянно отказывался приходить на торжества в ознаменование премьер, обосновывая это словами: «Я не хочу лгать». Правда, он с удовольствием присутствовал на празднике в Байрейте в 1993 году после премьеры своей инсценировки «Тристана». Тем, кто не желает дружеской ложью оказать услугу своим коллегам, жаждущим похвалы, часто ничто не препятствует принимать за чистую монету ложь льстецов, коль скоро речь заходит о них самих.

Вечером после демонстрации фильма «Разговоры с пожилым человеком» я встретил Макса Фриша в доме издателя Зигфрида Унзельда. Его приветствие было теперь совершенно другим, чем в ганноверском «Луизенхофе», — прохладным, даже ледяным. Рассердило ли его мое отсутствие на просмотре для прессы? Может быть, но скоро он заговорил о «Синей бороде» и о моей критике. Я увидел, что дело принимает скверный оборот: Фриш сразу завелся, назвал меня «заносчивым», стал яростным и агрессивным.

Потом он заявил, что сам во всем виноват, он сделал-де ошибку: не следовало рассказывать мне содержание книги. Прежде всего этим и объясняется моя неблагожелательная, и конечно же, с его точки зрения, односторонняя, несправедливая и злобная, критика. Я же был и остаюсь убежден, что моя оценка этой повести, даже если бы я ничего и не знал о теме, вряд ли оказалась более положительной. И снова мне пришлось примириться с тем, что отношение автора к критику зависит от слов критика о его последней книге.

Я ни разу больше не видел Фриша. Когда я зимой 1991 года подготовил книгу, в которой были собраны мои важнейшие работы о нем, Фриш по просьбе издательства сам отобрал фотографии для этого тома. Он получил книгу недели за две до смерти и сразу же сердечно поблагодарил меня. Он сказал, что рад разрешению кризиса, возникшего в наших отношениях из-за моей критики «Синей бороды», и тому, что я, по его словам, сохраняю ему верность.

Атмосфера того последнего вечера в апреле 1986 года не позволила мне просто рассказать Максу Фришу о том, что не получилось, может быть, из моих критических работ в достаточной степени — несмотря на все владевшее мной воодушевление. Я хотел сказать ему, что многим, очень многим ему обязан и что не могу представить свою жизнь без некоторых его книг, более того, люблю их — «Штиллера» и «Ноmо Фабер», «Гантенбайна» и «Монтока» и не в последнюю очередь оба дневника. Более того, я хотел сказать ему, что его произведения ближе мне, чем книги Дюрренматта или Бёлля, Грасса или Уве Йонзона. Означало ли это, что Фриш писал лучше? Нет, речь шла не об этом, не о сравнении качества.