Моя жизнь - [5]

Раймон добавил: «Запиши мой телефон, Эдит. Может случиться, я тебе понадоблюсь, тогда позвони мне, и я всегда приду к тебе на помощь».

Он ушел, а я прыснула ему вслед: «Что воображает себе этот тип? На что он мне может быть нужен? С ума сойти!»

Теперь я не смеялась. Я была затравлена, изведала чудовищную подлость. Недолго думая, я набрала номер Раймона. А если и он предаст меня, как другие?

Когда он подошел к телефону, я сказал: «Раймон, ты был прав. Ты мне нужен, я совсем потерялась, мне страшно. Я могу наделать глупостей». После короткого молчания я услышала его спокойный голос: «Возьми такси, я тебя жду. Все уладится».

Все именно так просто и произошло. Я взяла такси, приехала к Раймону даже без чемодана. Он изменил мою жизнь.

Раньше я никогда не открывала ни одной книги: считала, что это буржуазные штучки. Правда, иногда я читала романы типа «Соблазненная в двадцать лет» — да и то лишь, чтобы позабавиться. Я погрязла в глупости, как маленькое нечистоплотное животное, и находила в этом удовольствие. Чем глупее были мои идиотские песенки, чем уродливее я себе казалась, — тем лучше! Мне доставляло удовольствие разрушать, коверкать свою жизнь. В этом, наверное, выражалось мое отчаяние.

Раймон изменил меня.

Он сделал из меня человека. Ему понадобилось три года, чтобы меня вылечить.

Три года терпеливой нежности — чтобы заставить меня понять, что есть и другой мир, а не только тот — населенный проститутками и сутенерами…

Три года — чтобы уничтожить отраву площади Пигаль, смягчить воспоминания моего детства, несчастного и порочного.

Три года — чтобы научить меня верить в любовь, в счастье, в удачу, чтобы сделать из меня женщину и актрису вместо того феномена, чей голос ходили слушать так, как ходят на ярмарку глазеть на уродов.

И этого замечательного человека я все-таки бросила, именно тогда, когда это было для него особенно тяжело.

Не так-то легко исповедоваться в своих скверных поступках, но ещё тяжелее вспоминать причиненную другим боль, вспоминать, как толкаемая бесом, спящим в каждом из нас, не смогла удержаться от соблазна.

Когда я ушла от Раймона в 1939 году, я уже знала, что создана для того, чтобы петь о любви. После первого выступления в «Альгамбре» у меня был настоящий триумф. Я пела песни, написанные для меня Раймоном: «Мой легионер», «Большое путешествие бедного негра», «Вымпел легиона», «Я не знаю конца»…

Только благодаря ему мне удалось стать настоящей актрисой.

Раймон Ассо был мобилизован, когда я влюбилась в Поля Мерисса…

Раймон, я ведь уже просила у тебя прощения. Наши друзья знают об этом. Но сегодня я хочу ещё раз попросить у тебя прощения. Ты был такой добрый, такой милый! Я знаю, ты понимал: если я и переходила из рук в руки, то не потому, что была шлюхой, а потому, что искала такую любовь, которая перевернула бы всю мою жизнь.

Надо признаться, Полю не пришлось прибегать к каким-либо ухищрениям, чтобы меня соблазнить.

Во время войны, одна в Париже, я пела в «Ночном клубе» на улице Арсен-Уссей. Перед своим выступлением, около полуночи, я всегда заходила в бар «Каравелла» выпить бокал вина. Там каждый вечер, небрежно опершись о стойку, стоял бесстрастный элегантный человек, чаруя меня своим взглядом.

Это был Поль Мерисс. Я знала о нем только то, что как певец он ничего особенного собой не представлял (он выступал в кабаре «Амираль», конкурировавшем с моим).

Мало-помалу мы познакомились. Поль поражал меня своими прекрасными манерами и казался мне настоящим джентльменом. А чего бы я тогда не сделала, чтобы покорить джентльмена!

Ведь вы подумайте: до знакомства с Полем никто ни разу не подал мне пальто, никто никогда не открыл дверь, чтобы пропустить меня вперед! Он умел это делать как никто!

Однажды вечером он предложил: «Не зайдете ли вы ко мне после спектакля выпить бокал шампанского. Я пригласил кучу друзей».

Я с восторгом согласилась. Около двух часов ночи мы проводили его гостей и остались одни. В своей обычной равнодушной манере он сказал: «Там, кажется, осталось немного шампанского. Помогите мне его допить».

Когда мы допили, уже светало. Тогда Поль хладнокровно произнес: «Уже поздно, почему бы вам не остаться здесь? Ведь все равно этим кончится…»

Потом он посмотрел мне в глаза и признался: «Ничто меня так не раздражает в женщинах, как эта манера выжидать дни и месяцы, прежде чем сдаться. Для чего все эти кривляния, ведь мы же нравимся друг другу». Обезоруженная и пораженная, я ответила «да»… Наша связь продолжалась почти два года…

Только когда мы расставались, Поль утратил наконец то, что больше всего меня в нем бесило, — свою проклятую флегматичность.

В начале наших отношений я очень часто взрывалась. Он — никогда. В наших ссорах я приходила в неистовство, как идиотка, — он и бровью не шевелил. Наконец я решила, что он меня просто разыгрывает. Как-то я неслышно подкралась к нему на цыпочках и пронзительно заорала в самое ухо. Поль даже не вздрогнул. Тогда я начала крушить все подряд: швыряла стаканы о стену возле самой его головы, вопила, топала ногами, рыдала, оскорбляла, сама готова была разорваться на части. Поль спокойно лежал на постели, прикрыв лицо газетой, и только спросил меня: «Не сломай, пожалуйста, радиоприемник».