Моя жизнь - [24]

Дело было во время оккупации. Я должна была уплатить один долг. Огромный! Но я не беспокоилась. Я получила новый ангажемент, и гонорар с лихвой позволил бы мне расплатиться. Увы, в первый же вечер моего выступления немцы закрыли кабаре, в котором я должна была петь! В панике я пыталась сообразить, где же мне достать эту огромную сумму, и тут я вспомнила одного своего старого поклонника, который мне как-то сказал: «Что бы вам когда-либо ни понадобилось, вы всегда можете обратиться ко мне».

Я пошла к нему и все рассказала. На следующий день он пригласил меня позавтракать, вручив сумму, покрывающую мой долг. Когда я снова начала петь, то расплатилась со своим благодетелем. Вскоре наступил мир. Я опять зарабатывала большие деньги и первый раз в жизни купила себе слитки золота, которыми любовалась по ночам и держала у себя под рукой.

Однажды мне позвонил тот человек, который спас меня во время войны: «Эдит, у меня наклевывается одно исключительное дело, но мне не хватает некоторой суммы. Не могли бы вы теперь меня выручить?»

Я не сомневалась, что он вернет мне деньги как только сможет. Но для этого мне нужно было продать мое золото, а эти дьявольские слитки меня околдовали. И я, отлично понимая свою подлость, ответила моему спасителю: «К сожалению, нет. Не могу». И повесила трубку.

Я должна была убедиться, что справедливость существует: знаменитое золото уплыло из моих рук без всякой надежды на его возвращение!

Через две недели после этого разговора человек, с которым я тогда жила, сбежал без всякого предупреждения. Он унес с собой не только мои иллюзии, но и все мое золото, эти мерзкие слитки.

Я не заявила об этой краже в полицию. Я решила, что Бог меня наказал за то, что я согрешила один раз, один-единственный раз в жизни, против лучшей человеческой добродетели: против щедрости!

Петь, чтобы жить

Мои песни!

Что я скажу о своих песнях? Мои мужчины, как бы я их ни любила, всегда оставались «чужими». Мои же песни — это я, моя плоть, кровь, моя голова, мое сердце, моя душа. Да и как говорить об этом? Разве что обиняком, рассказав о тех, кому удалось помочь стать большими певцами, любимцами публики. Рассказав о талантах, которые мне удалось открыть у совсем еще неизвестных людей, о непреодолимой силе, заставлявшей меня толкать их на путь успеха.

Я расскажу о дружбе.

Верят только богатым, я знаю. Мне приписывали многих любовников и с достаточным бесстыдством, чуть ли не под пыткой, выспрашивали меня о них. Я же отвечала: «Этот? Он никогда не был моим любовником. Да, совершенно верно, я сделала все, чтобы выдвинуть его. Почему? Да просто потому, что он талантлив!»

Я сворачивала горы, компрометировала себя для тех, кому хотела помочь.

Но я рада, что могла рисковать ради своих друзей. Если я умру раньше них, то, когда их имена будут сверкать на фасадах мюзик-холлов, это будет в какой-то мере и мое имя.

Поскольку до сих пор история моих романов была полна превратностями судьбы, пересуды и сплетни меня не щадили.

Я ведь не очень-то красива. Но стоило мне появиться в общественном месте с каким-нибудь мужчиной, его немедленно считали моим любовником. Как будто других отношений между мужчиной и женщиной и быть не может. Ну что ж, давайте! Прибавим к списку моих возлюбленных тех, кого я поддерживала своей дружбой.

Идите же! Монтан, Азнавур, Эдди Константин, Феликс Мартен, Шарль Дюмон…

Последний мой муж Тео. Но это уже совсем другая история, я берегу ее под конец.

Ах, я совсем забыла: «Компаньон де ля Шансон», хотя я все же не хотела бы, чтобы мне приписывали семь любовников сразу.

Об Ив Монтане мне хотелось бы рассказать подробнее. Мне кажется, что моя прежняя откровенность заставит вас поверить и тому, что я расскажу о нем.

Я очень люблю во всем ставить точки над «и».

Что же произошло между Монтаном и мной? Вначале я его не переносила: он был для меня одним из тех невыразительных артистов, которые появились в Париже в сорок четвертом году. Он пел ковбойские песни, подражая Шарлю Трене. Я полагала, что он похож на «взломщика», его самонадеянность меня раздражала, и я говорила о нем: «Не знаю, что вы в нем находите? Поет он плохо, танцует плохо, у него нет ритма. Этот тип — ничто».

Однажды, в первом отделении программы, которую я тогда составляла, оказалось свободное место. И я позволила уговорить себя тем, кто так настойчиво рекомендовали мне Монтана. «Вы увидите, у него большие возможности», — говорили они.

Убежденная лишь наполовину, я отправилась его слушать. И, не слишком разочаровавшись, сразу почувствовала, что он может достигнуть многого.

После его выступления я зашла к нему в уборную и произнесла свое mea culpa (моя вина): «Выслушайте меня внимательно, я всегда признаю свои ошибки. Я была не права, ругая вас. Если вы будете работать, если вы послушаетесь моих советов и согласитесь слепо мне подчиняться, если вы измените жанр и откажетесь от песен Дальнего Запада, через год вы станете откровением послевоенного времени. Я вам обещаю это».

Вот чем особенно обязан мне Ив: я заставила его изменить репертуар. Все они одинаковы, эти молодые люди, когда дебютируют как певцы. Они либо делают что-нибудь смешное, либо поют циничные песни, чтобы ошарашить публику. А я всегда говорила: «Вы никого не поразите. Есть только единственная прекрасная вещь на свете — это песни о любви!»