Моя жизнь на тарелке - [52]
Мурлыча «Копакабану», я достаю новые сережки с жемчужинами и хрустальными капельками, вдеваю в мочки ушей (мерцающие от пудры с блестками, как мерцали бы и ключицы, если бы просматривались) и поднимаюсь наверх, на суд домочадцев.
Фло реагирует с энтузиазмом.
— Хорошенькая, — говорит она нежно. — Похожа на леденец в блестящей бумажке, только с волосами. М-м-м… Волосы не вкусно, а остальное м-м-м… Смотри, проглотит тебя кто-нибудь.
— Ты такая красивая, мама. — Чарли благоговейно рассматривает меня.
— Совсем как Малиан, — соглашается Джек, сморщив нос от усердия. — Клуто! — Приняв позу Робина Гуда, он натягивает воображаемую стрелу.
Полный триумф. Считайте, меня посвятили в рыцари. Ощущая себя на миллион долларов, я покидаю детскую.
На «Изгибы» мы опоздали. Сначала Тамсин устроила истерику по поводу своего «уродливого» платья (полная чушь — красный с розовым вельвет отлично идет к ее гранатовым кудрям, а вырез, открывающий округлившуюся грудь, так и притягивает взгляд). Затем мне вздумалось уложить мальчишек и почитать им на ночь сказку, чтобы хоть как-то успокоить совесть… Ну и наконец, перед самым выходом меня обуял дикий страх. Фло пришлось силой оттаскивать меня от зеркала, а я порывалась содрать накладные ресницы. Потом Фло не позволила мне прорваться в гардеробную и переодеться во что-то менее легкомысленное, в спортивные штаны например.
Тамсин. Давай-давай, дорогая, переодевайся. Тебе ведь в этом неуютно?
Фло. Заткнись, Тэм.
Я (голосом мученицы). Может, нам заказать пиццу и посмотреть телевизор? По-моему, мы слишком стары для вечеринок.
Фло вытолкала нас из дома и запихала в дожидающееся такси, но перед входом в чертов хокстонский бар, где шестьсот человек чествовали Данфи, кошмар вернулся.
— Я…
— …выглядишь бесподобно, — огрызается Тамсин.
— Ты тоже. (Тэм неприлично фыркает.) Повтори это про себя, Тэм. Ладно, вперед!
Мы и в бар заявились на добрых полчаса позже, так что помещение уже забито под завязку. Заведение, прямо скажем, на грани благопристойности: полумрак, обтрепанные кресла, обшарпанная стойка, камины из булыжника, искусственные лилии в чудовищных вазах. Всю эту роскошь мы оглядываем сверху, остановившись на лестничной площадке.
Танцоров из труппы Данфи глаза выхватывают из толпы мгновенно. В зале несть числа полураздетой субтильной молодежи с выразительными, пластичными руками-ногами. Лестница подо мной подозрительно качается; не иначе как от перегрузки. Тела девиц блестят и переливаются, мужская часть труппы облачена — привет, привет! — в белые рубахи и кальсоны, подчеркивающие все, что можно подчеркнуть, и не скрывающие всего остального. Один бронзовокожий красавец с лезвиеподобными скулами одет и вовсе странно — в нечто восточно-просторно-шальварное, дополненное лиловой шалью. Скрестив руки на груди, сиротливый и угрюмый посреди толпы, он смотрится рисунком руки Гарольда Эктона.
Хватает среди присутствующих и людей в черном, чья половая принадлежность определяется с трудом: если с козлиной бородкой — вероятно, мужчина; если с легким пушком над верхней губой — скорее всего, дама. Критики, наверное, или балетоманы.
Мелькают и корифеи от различных искусств: парочка модельеров экстравагантной репутации; очкастые владельцы галерей; несколько уже успевших накачаться художников; группа попсовых звездочек, обожающих подобные мероприятия, где им обеспечено ощущение собственной значимости; печально известный комик, которому не дает жить слава великого Чарли.
— Ни хрена себе, — дышит мне в затылок Тамсин, спускаясь вслед за мной по лестнице. — Да тут полный комплект, у меня уже колени дрожат.
— Не бери в голову, Тэм. Толпа напрокат, только и всего, — подбадриваю я подругу и себя заодно.
А Данфи, похоже, и впрямь имеет вес в обществе…
Спускаемся мы медленно и крайне осторожно. Тамсин просто не смеет меня обогнать, а я на своих каблуках едва хожу, да еще туфли жмут немилосердно. Мои ноги аристократическими никак не назовешь; если бы я не тешилась химерами, носила бы коробки из-под туфель вместо обуви. Каждый шаг я просчитываю и произвожу с филигранной точностью, попеременно поднимая ноги, будто дрессированный пони. Добавьте еще лязг набоек о металлические ступеньки… Не самый элегантный выход, но другого не получилось.
Роберт встречает нас внизу с двумя бокалами шампанского.
— Выглядишь потрясающе, Клара. — Роберт приправляет комплимент широкой улыбкой с легким налетом недоумения. — Давно тебя такой не видел. — Один бокал он вручает мне, другой протягивает Тамсин и целует ее в щеку. — Привет, Тэм. Ты тоже сегодня очаровательна. Чудесное платье. Как себя чувствуешь?
— Приступами тошноты не страдаю, если ты об этом. Что вы все как сговорились? Я себя чувствую превосходно. Лучше не бывает. Ты давно здесь?
— Минут десять, — отвечает Роберт. — Встретил, кстати, массу знакомых.
— Привет, Клара. — Голос доносится откуда-то снизу, из-под моей правой груди. Счастье, что я дома не перебрала джину, а то сейчас натерпелась бы страху. Говорящая грудь — это ли не жуть? Переломившись пополам, будто жирафа, я здороваюсь с Ниам Мэлоун, дублинской журналисткой, которая исправляла мой провал с Данфи.
АнонсСекс. Кругом сплошной секс. Вот только Стелле никак не удается получить причитающуюся ей долю. Может, все дело в том, что ее французская кровь слишком горяча для английских джентльменов. А может, ей просто не везет и попадаются лишь очень странные типы. Например, пластический хирург с отбеленными зубами, крашеными волосами на груди и тягой к черным простыням. Или престарелый диджей в подростковых прикидах. Неужели все, кто поприличнее, давно уже обзавелись женами?А может, Стелла просто разучилась флиртовать? И она решает научиться “снимать” мужчин, а в учителя выбирает своего квартиранта Фрэнка.
Обычный советский гражданин, круто поменявший судьбу во времена словно в издевку нареченрные «судьбоносными». В одночасье потерявший все, что держит человека на белом свете, – дом, семью, профессию, Родину. Череда стран, бесконечных скитаний, труд тяжелый, зачастую и рабский… привычное место скальпеля занял отбойный молоток, а пришло время – и перо. О чем книга? В основном обо мне и слегка о Трампе. Строго согласно полезному коэффициенту трудового участия. Оба приблизительно одного возраста, социального происхождения, образования, круга общения, расы одной, черт характера некоторых, ну и тому подобное… да, и профессии строительной к тому же.
В центре сюжета – великие атланты, управляющие Землей и удерживающие ее в равновесии. Им противостоят враждебные сущности, стремящиеся низвергнуть мир в хаос и тьму. Баланс сил зыбок и неустойчив, выдержит ли он на этот раз? Сложнейшее переплетение помыслов, стремлений и озарений множества героев уведет далеко за границы материального мира и позволит прикоснуться к Красоте, Истине, вечной юности, раскроет секреты управления энергией эфирной сферы – Великой Творящей Силы. Для широкого круга читателей.
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.
В «Избранное» писателя, философа и публициста Михаила Дмитриевича Пузырева (26.10.1915-16.11.2009) вошли как издававшиеся, так и не публиковавшиеся ранее тексты. Первая часть сборника содержит произведение «И покатился колобок…», вторая состоит из публицистических сочинений, созданных на рубеже XX–XXI веков, а в третью включены философские, историко-философские и литературные труды. Творчество автора настолько целостно, что очень сложно разделить его по отдельным жанрам. Опыт его уникален. История его жизни – это история нашего Отечества в XX веке.
Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.