Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика - [79]

Николай Переяслов Рабы Вагинальной реальности (О прозе Юрия Полякова 1990–2000-х годов)

Не исключено, что читавшие две последние вещи Юрия Полякова – повесть «Небо падших» (М.: ОЛМА-ПРЕСС, – СПб.: Нева, 1999) и роман «Замыслил я побег…» (М.: Молодая гвардия, 1999) были в некотором роде разочарованы столь откровенным сужением фокуса творческого внимания этого незаурядного писателя. И действительно – после таких его «политически заряженных» произведений, как «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Работа над ошибками», «Апофегей» или вышедший недавно седьмым (!) изданием «Козлёнок в молоке», упомянутые выше сочинения, казалось бы, и в самом деле свидетельствуют о переориентации автора с остро социальной проблематики на удовлетворение запросов массового, уже почти стопроцентно относящегося к литературе как к одной из разновидностей индустрии развлечений читателя. И на первый взгляд такое восприятие поляковской прозы последнего периода вполне закономерно, ибо основные сюжетные события в ней практически не выходят за границы двуспальной кровати, а уровень анализируемых автором страстей не поднимается выше пояса главных героев да их постоянных или случайных партнёров по сексу. Однако было бы совершенно несправедливо обвинять в оскудении изображаемой жизни самого создателя упомянутых выше произведений (хотя, признаюсь, я тоже испытал этот порыв сразу же по прочтении повести «Небо падших»). Увы, но это не для писателя Юрия Полякова, а только для героя его повести – молодого удачливого представителя российского авиационного бизнеса (а в его лице, читай, и для большинства так называемых «новых русских» вообще) окружающий мир от критериев безграничности и неохватности вдруг сузился до размеров маленького, умещающегося под лёгшей на него ладонью курчавого треугольничка в нижней части женского живота.

Вполне понятной, хотя, как мне кажется, и не совсем убедительной выглядит сделанная в газете «НГ – Ex libris» от 21.10.99 попытка Владимира Березина доказать, что выведенный в повести образ «новых русских» – это образ не настоящих бизнесменов, а «тех, которых придумало массовое сознание, которых создал обыватель, подглядывая за ними в дырочку», тогда как, надо полагать, настоящие «новые русские» не в пример шире и в интеллектуальном, и в духовном, и в культурном планах.

Но… Чего уж там говорить о наших бизнесменах «первого призыва», если даже генеральные прокуроры и министры юстиции не поднимаются в своих «интеллектуальных исканиях» выше пресловутого купания в бане с проститутками! Как бы ни возвеличивал «новых русских» В. Березин, а повесть Юрия Полякова – это такой же обличительный документ существующему ныне строю, как, скажем, и роман Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» – советскому. Но если созданное Солженицыным полотно обвиняло власть России в уничтожении своих хотя и гипотетических, но – ПРОТИВНИКОВ, то повесть Полякова показывает, как эта власть угробляет уже своих собственных АПОЛОГЕТОВ. И дело даже не в том, что поляковский герой погибает в конце повести от рук киллеров и от него остаётся только стопка выстиранных носовых платков, которыми его возлюбленная удерживала в себе его семя. Даже если бы автор и не показал нам его ФИЗИЧЕСКОЙ смерти, мы всё равно были бы вправе говорить об обличительности поляковской повести, так как отнять у человека СМЫСЛ ЖИЗНИ практически равнозначно тому, что отнять у него и САМУ ЖИЗНЬ. А сужение мира «новых русских» до размеров вагины как раз и свидетельствует о том, что больше в этой жизни их уже НИЧЕГО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ. Мечта о шестисотом «мерседесе» может подменять собой категорию смысла жизни только до тех пор, пока на его покупку нет денег, однако она теряет свою остроту практически сразу же после приобретения автомобиля, переводя его из категории идеала в категорию обычного средства передвижения. То же самое можно сказать и в отношении квартиры, виллы, личного самолёта, поездок на Канары… Это только нищему кажется, что найди он миллион, и он станет самым счастливым человеком в мире, а на деле чем быстрее удовлетворяются материальные запросы, тем скучнее и неинтереснее становится жить. Потому-то и не разрывает узел затянувшейся любви-борьбы со своей секретаршей герой повести Полякова Павел Николаевич, что эта смертельная схватка – фактически ПОСЛЕДНЕЕ ЧУВСТВО, КОТОРОЕ ЕЩЁ НАПОЛНЯЕТ ЕГО ДУШУ ОСТРОТОЙ ПЕРЕЖИВАНИЯ, напоминая ему, что он всё ещё – ЖИВ.

Восприятие мира как ВИРТУАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ – это своего рода даже роскошь, поскольку таит в себе разнообразие пускай и вымышленных, но всё-таки разнообразных и острых ощущений. Мир же героев Юрия Полякова намного трагичнее, поскольку, вследствие отсечения от него таких ценностных категорий, как УВАЖЕНИЕ КОЛЛЕКТИВА, ТРУДОВАЯ СЛАВА, ГОРДОСТЬ ЗА ОТЕЧЕСТВО, ПРИЧАСТНОСТЬ К ВЕЛИКИМ ДЕЛАМ, ОСОЗНАНИЕ СЕБЯ ЧАСТЬЮ ВЕЛИКОГО НАРОДА, и им подобных, все возможные ощущения в нём сосредоточились в уже упоминаемом нами курчавом треугольничке в нижней части женского живота, переводя восприятие окружающего мира в категорию так называемой ВАГИНАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ. И не менее ярко, чем в повести «Небо падших», это дало себя знать в последнем на данный момент романе Ю. Полякова – «Замыслил я побег…», весь сюжет которого сводится к тому, что собравшийся уйти от жены к молодой любовнице герой собирает свои вещи и вспоминает прошедшие годы.