Моя война - [6]
Но там, где волею судьбы оказался наш полк и наша дивизия, не произошло никаких серьезных изменений. А я пишу только о том, что сам видел, слышал, переживал.
Не зная, что нас «ищут», мы продолжали свое бегство на восток...
Неожиданно над нами появились немецкие самолеты, из которых начали разбрасывать листовки. Каждого, кто осмеливался поднять и читать листовку, тут же расстреливали, если это замечали. Но все же мы знали их содержание: «Солдаты, убивайте командиров и комиссаров и сдавайтесь в плен!». Или: «Убивайте коммунистов, жидов и комиссаров и сдавайтесь в плен!». Еще были листовки такого содержания: «Бери хворостину и гони жидов в Палестину!», «Сдавайтесь в плен! Мы сохраним вам жизнь!» и еще много призывов подобного рода.
В последующие дни появление самолетов с листовками стало обычным. Иногда они появлялись по несколько раз в день. Но я не видел и не знал случая, чтобы кто-то откликнулся на эти призывы.
Через некоторое время к границам леса, внутри которого бродили тысячи обездоленных и брошенных солдат, подъезжал автомобиль, и через усилитель на ломанном русском языке звучали такие же призывы: «Убивайте комиссаров, жидов и коммунистов, сдавайтесь в плен. Немецкое командование гарантирует вам жизнь, работу, свободу!».
И эти призывы, звучащие ежедневно и неоднократно, долгое время оставались безответными.
Но время шло. С каждым днем движение массы солдат на восток становилось медленнее, труднее и тяжелее. Угнетало не только отсутствие еды и воды, угнетало моральное состояние. Нами все также никто не руководил, не ставил задач, не говорил о перспективе. Все также никто не заботился о раненых, не хоронил убитых. Было какое-то бездумное состояние обреченности. И к моему великому удивлению пришел день, когда призывы о сдаче в плен подействовали. То один, то другой солдат бросал оружие и молча шел в сторону звучащего призыва. Вслед уходящему раздавались выстрелы, и солдат падал на родную землю лицом к врагу. Так было неоднократно. Но потом в спину уходящему уже никто не стрелял, и он скрывался за ветвями деревьев...
Я не видел массового желания сдаться врагу, но такие случаи были.
Запомнились и другие удручающие эпизоды тех дней. Сидим на пригорке. Один солдат затянул какую-то скорбную песню и заплакал. Плакал громко, навзрыд. Подскакивает другой (уверен, комиссар, ибо они отличались в те дни особой жестокостью) и с криком: «Паникер!» разряжает пистолет в голову несчастного солдата...
Другой случай: кто-то громко кричит: «Братцы, хочу есть! У кого есть хотя бы корка хлеба? Умру сейчас!». Молчание. Он повторяет свою просьбу. Делает это громко, очень громко. Матерится. И его тоже расстреливают... От этого становилось еще страшней и печальнее.
Бывало и другое, когда кто-то, а иногда и группа солдат громко вслух высказывали свое недоумение, почему мы не наступаем на немцев. Они кричали: «Ведь вот они здесь, рядом!» (мы действительно временами слышали скрежет гусениц танков, движение автомашин, мотоциклов). Отчаявшиеся бойцы предлагали напасть на немцев, отобрать еду, накормить солдат. Таких «смелых» уводили куда-то, и больше мы их не видели...
ПЕРВЫЕ СЕРЬЕЗНЫЕ БОИ С ВРАГОМ. И СНОВА БЕЖИМ
Не помню, когда это было, но до нас дошли слухи, что где-то недалеко город Холм (первый за долгое время ориентир!). Предстоит бой, так как мы снова в окружении. Не могу описать подробности, но после очередного боя и огромных потерь мы прорвались сквозь вражеские заграждения. Пробежав несколько десятков километров, мы оказались в заранее подготовленных окопах. Окопы во весь рост, много замаскированных пушек, пулеметов, дзоты. Услышали про еще один ориентир; где-то рядом озеро Красное. А главное: нас накормили! Подкатили полевую кухню и раздали горячий суп из перловки и перловую кашу. Вкусно было невероятно! Давали добавку!..
В окопах появились командиры разных рангов.
Объяснили ситуацию: ждем наступления немецких войск. Нужно выстоять, не допустить прорыва обороны. Прошло «спокойных» пару дней, и немцы пошли в наступление. Это было ранним утром. Начался артиллерийский обстрел. На наши окопы обрушили тысячи снарядов. Некоторые из них разрывались рядом. Спасала глубина окопов. Потом немцы пошли в атаку. Вместе с другими стрелял в наступающих из карабина и я. Бросал гранаты. Рядом стрекотал пулемет. Вокруг раздавались выстрелы наших пушек. Первую атаку мы отбили. Но немцы продолжали наступать. По несколько раз в день они обрушивали на нас страшный огонь из пушек, пулеметов, автоматов. Мы отражали атаки, так как к нам в окопы постоянно прибывали новые солдаты. При первом же разговоре становилось понятно, что это наши же ребята, прошедшие такой же изнурительный путь от западной границы. Солдат прибывало много. Даже не у каждого было оружие. Они получали его после того, как кого-то из нас убивали.
Так продолжалось несколько дней. Но затем немцы направили на наши укрепления самолеты. Они сбрасывали бомбы и через некоторое время возвращались, и на наши головы снова и снова сыпались «небесные подарки».
А потом пошли танки. Противостоять им мы могли только гранатами и горючей смесью. Досталось несколько таких бутылок и мне. Бросали все, что было. Но эти железные чудовища продолжали приближаться. Нервы не выдержали. Мы опять побежали. Бежали врассыпную. Бежали. Останавливались. Падали на землю. Отстреливались, пока были патроны. Но нас преследовали. Не только немецкие солдаты, но и танки. Пули, снаряды догоняли нас. Многие, упав, уже не поднимались. Убитых было много.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.