— Синд, — кряхтя под грузом поднятых «веников», ответила Мартина, — не думай обо всём этом. Живи! И радуйся, когда случается что-то хорошее. Дерись, когда есть возможность. Сопротивляйся, когда идут наперекор, но есть силы. Обращайся к друзьям, если не справляешься сама!
— Если бы всё было так просто, — вздохнула девушка, взваливая на плечо целую копну оставшихся «веников». И перехватила проницательный взгляд Мартины. — Ты что?
— Знаешь, Синд, я пришла к выводу, что мне надо спасти тебя от разбойников, от похитителей, от пиратов, от страшной нечисти одного из островов Архипелага, потом от баронета Вустера, потом ещё раз напугать твоих сестёр, чтобы потом ты мне из благодарности рассказала, что же там у тебя такое непростое, что приходится подчиняться этим дурам! — Последнее Мартина произнесла угрожающе.
— Прости, Мартина, — еле слышно проговорила Синд. — Но лучше об этом никому не знать. Правда…
Даже травники всё ещё спали, когда они подошли к дверям общежития. Стражник, бывший при вчерашнем происшествии, узнал обеих и не только отдал ключ, но и помог девушкам донести собранные травы до комнаты. Открыв им дверь и оставив свою охапку прямо на столе, он попрощался и вышел. А Синд, приоткрыв рот, недоверчиво оглядела комнатушку и всплеснула руками.
— Неужели это моя комната?!
— Да, теперь я понимаю, что такое комната травников, — пробормотала Мартина, отмечая крючья по всем стенам и на потолках, а также полки для сушёных трав. — Слушай, а почему твоих сестёр поместили в общежитие для травников?
— Травников к старшему курсу остаётся очень мало. Из богатых семей сюда посылают мало. А в семьях среднего достатка родители не ждут, пока дети закончат полный курс. Для хорошего знания трав достаточно и первых трёх. Пятый и шестой курсы — это травничество сложное, уже близкое к алхимии. Оно настолько сложное, что даже те, кто хочет обучиться ему, не выдерживают. Поэтому в постепенно пустеющее общежитие и подселяют магов с общим магическим образованием.
Объясняя, Синд чуть не летала по комнатушке, развешивая собранную добычу, время от времени взглядывая на Мартину, которая с улыбкой следила за нею. Синд понимала, что значит эта улыбка: подруга считает, что она, Синд, ожила!
— Ладно, ты тут обживай, а я побежала к себе, — напомнила Мартина. — Скоро на первую пару, а я ещё не переоделась со вчерашнего. Да, я по дороге забежала в больницу, предупредила целителей насчёт тебя. Они велели передать тебе освобождение от занятий. Держи. И вот твои вещи из палаты. Я их сложила в пакет. Всё, я побежала.
Тихонько хлопнула дверь. Взглянув на старенькие настенные часы, оставшиеся, наверное, от последнего жильца, девушка взяла пакет Мартины. Выложив из него вещи, она невольно улыбнулась: где успела подруга раздобыть пачку печенья и бутылочку молока? С жадностью уплетая угощение, Синд чуть не засмеялась, представив, как подруга с мечом в руках отвоёвывает у кого-нибудь эти продукты. Чуть не давясь с голоду, она доела печенье и запила его молоком. Пока ела, постоянно смотрела на часы. На часовую стрелку… Странное впечатление: думать о сёстрах, которые сидят несколькими этажами ниже и не смеют выйти, потому что… наказаны.
Поймав на язык последние капли молока из бутылочки, Синд глубоко вздохнула, глядя на пальцы слегка поднятой руки. Пальцы тряслись крупной дрожью. А девушка вспоминала слова крёстной: «Если будет совсем худо, ты знаешь, как совладать с собой». Повторяя эти слова, как заклинание, Синд смотрела, как твердеют пальцы.
Уже более спокойная, она выпотрошила пакет, вывалив на стол вещи, принесённые Мартиной из больницы. Рваная рубашка. Удастся ли зашить эти дыры от ворота донизу? Пуговиц не хватает — отлетели, да там и остались. Штаны ещё крепкие. Обувь… Стипендию Синд тратить не собиралась, пока не приедет мачеха.
Жаль, нельзя принести в комнату те вещи, которые она спрятала на опушке.
Когда они бывали на Тартаре, Синд всегда держалась второй. Позади кого-нибудь Если была возможность. Ведь в компании считалось, что она всего лишь травница. Несмотря ни на что. «Название, имя, определение, — учила крёстная, — многое значит в жизни. Если человек что-то назвал однажды каким-то именем, его трудно переубедить, что это имя — ложь!». Крёстная права. Принц решил, что Синд — мальчишка, и не узнал в мальчишке девушку-травницу, которая всего лишь надела парик и немного покрасила губы. Впрочем, что Норману до неё, а ей — до самоуверенного принца?
Снова взгляд на часы. Ещё минуты — даже не раздумий, а построения цепочки необходимых действий. После чего, как на автомате, быстро переоделась. Больничную одежду Синд аккуратно сложила на стуле, а сама влезла в привычные штаны, полочки рубахи связала узлом на груди — получилось что-то вроде болеро. Мысленно проверила себя. Да, болит. Но не настолько чтобы все три свободных дня отсиживаться в комнате. Ничего, она успеет вернуться к часу, когда надо будет проводить свою группу на заветную полянку… Синд знала, что поступает безрассудно. Но чёрное распирало её изнутри, и его надо было выплеснуть. А утешение ждёт только в одном месте. И достаточно бросить на это место один взгляд, чтобы вытерпеть всё на свете.
