Моя русская жизнь - [48]

Улицы не были целиком мощеными, лишь кусками здесь и там. Частных домов почти не строили, но возвели большие казармы, потому что гарнизон был велик. Помимо этой военной детали, в городе нельзя сказать чтобы было много русских, но полным-полно китайцев, японцев и корейцев.

Я пришла в отчаяние при виде нашего будущего дома – малюсенького четырехкомнатного каменного домика без фундамента, и моей малышке пришлось жить со своими нянями во флигеле в трех маленьких комнатах. Там не было ванной, и кругом было холодно и неудобно. И за это мы платили 6000 рублей в год.

На следующий вечер я отправилась на бал в клуб полка, где служил муж. Меня оглядывали с таким любопытством, что я чувствовала себя весьма неловко, тем более что со всех сторон слышала замечания.

Я, однако, стала привыкать к жизни во Владивостоке, все же очень интересной. Все были с нами обходительны и изо всех сил старались, чтоб нам здесь понравилось. В гавани стояла большая эскадра, и некоторые офицеры и их жены оказались очень приятными людьми. Вечера, которые проводили в клубе, тоже были очень приятными.

Летом 1907 года на рейде бросали якорь различные иностранные эскадры. Первыми были англичане под командой обаятельного адмирала сэра А. Мура, а следующим по чину был капитан Турсби, еще один наш друг. Нас принимали на борту самым восхитительным образом, и даже мою малышку мы брали с няней утром на борт адмиральского флагмана «King Alfred». Однажды она перепугалась до смерти, когда какой-то офицер предложил поместить ее в адмиральскую шлюпку.

После этого прибыли немцы, а с ними наш друг граф Цеппелин, племянник изобретателя знаменитых дирижаблей, чья мать была родом из Прибалтийского края, так что его можно было считать наполовину русским.

Эти развлечения были одной стороной картины. Однако жизнь на Дальнем Востоке в этот период была очень тяжелой, рискованной, потому что там кишмя кишели китайские головорезы, беглые заключенные с сахалинской каторги и другие нежелательные элементы. Как-то ночью совсем рядом с нашим домом китайскими хунхузами была уничтожена целая семья. На меня саму однажды напали, когда я возвращалась из лагеря, раскинутого в двадцати верстах от города. Я была в коляске и проезжала мимо тюрьмы – любимое место злодеев для прогулок, – когда на меня набросилась какая-то банда и попыталась вырвать из моих ушей жемчужные серьги. К счастью, вовремя подоспели кавалеристы, которых мой муж послал сопровождать меня.

Следующей весной (1908 года) во Владивосток приехал генерал-адъютант Пантелеев, чтобы от имени императора поблагодарить доблестные войска сибирского гарнизона. Перед ним на параде прошло тридцать шесть тысяч человек – и из каких отличных солдат укомплектованы эти сибирские полки!

Император был шефом 1-го Сибирского полка, цесаревич – 12-го, а императрица Александра Федоровна – 21-го. 11-й полк, чье мужество принесло ему такую известность во время Японской войны, был недоволен тем, что не имеет такого отличия, и настаивал на том, чтобы вдовствующая императрица стала его шефом. Поэтому мой муж в письме спросил своего отца, можно ли попросить императора назначить вдовствующую императрицу на 11-й полк. От свекра в ответ пришла лаконичная телеграмма: «22 июля. Никому ни слова». За этой телеграммой пришло письмо, в котором мой свекор писал: «Ты знаешь, что я никогда ни о чем не прошу. Но ради моего начальника (он всегда так именовал вдовствующую императрицу) я с готовностью отправился к императору. Его величество был в восторге от идеи и поблагодарил меня, но попросил не говорить никому об этом».

22 июля, должна сказать, были именины вдовствующей императрицы, и велика была радость 11-го полка, когда желанная новость достигла солдат в этот день.

Тем временем мы в мае 1908 года покинули Владивосток и уехали в Европу, так как мне предстояла серьезная операция. По дороге я имела возможность насладиться видом озера Байкал во всей его весенней красе – это наверняка одно из самых живописных мест в целом мире. А во время прогулок, когда поезд останавливался на станциях, как чудесны были эти деревья и цветы, особенно лилии в долинах, такие высокие, похожие на крупные колокольчики, и как приятно было вдыхать их чистый аромат, разлитый повсюду!

Мы провели лето вплоть до августа в деревне в России, а потом я поехала показаться профессору Ландау в Берлин. В России, особенно в Санкт-Петербурге, в то время свирепствовала холера, и было ужасно видеть, как все эти грубо сколоченные деревянные гробы, пахнущие дегтем, свозились на кладбища в больших фургонах. В Германии запрещался въезд лицам, не прошедшим карантин. Но в конечном итоге 9 сентября мне была сделана операция. В ходе нее я чуть не умерла, и потом мне пришлось оставаться в постели целых четыре месяца. И только тогда моему мужу было разрешено приехать ко мне и привезти малышку, чтобы повидаться со мной. Переживания были ужасными.

Мой муж уехал заранее, чтобы приготовиться к нашему новому приезду во Владивосток, а позже мы поехали вслед за ним. Теперь мы подыскали новый дом возле полковых казарм – маленькое деревянное строение, настолько плохо построенное, что нам пришлось затыкать щели между столбами и досками, чтобы в доме не гулял ветер, и все-таки было ужасно холодно! Жилье для нашей маленькой девочки и ее нянь было найдено в соседних казармах.