Моя преступная связь с искусством - [26]

Шрифт
Интервал

[20] — опровергаете своей «статьей», своей «филейной филологической выдумкой» все, что я написал! Как можно было это добыть не прилагая усилий, спорадически, непредусмотренным вывертом, варварским танцем… что или кто Вас ведет? Или, как сказал бы один мой знакомый, «что заставляет Вас тикать»?

Что за искра вспыхивает и заставляет Вас изучать то Красных Кхмеров, то выкрутасы какого-то крахмального композитора, то участь пронзенной штыком парижского изувера принцессы Ламбаль! Как же Вы умудряетесь отыскать строгий стержень в этом распущенном разрозненном хламе, напоминающем «сокровища» в спичечном коробке малыша, который то сушеную кобылку где-нибудь подберет, то винтик, то водного гладыша, а после добавит к ним стянутую у взрослых монетку или стрекозиные крылья! Да это лепет, а не лепидоптера! Кто соединяет все эти несопоставимые вещи в одно?!

Как человека, не отличающего «споры» от «сборов», жулика от жука, а улиток от пожухлых личинок, вообще занесло в научные сферы! Как люди, полагающие, что Антарктика находится рядом с Аляской (дескать, все равно и тут, и там от снега бело), а Камчатка рядом с Карагандой (не говоря уже о том, что Камбоджа, оказывается, населена исключительно чернокожими — «мне так показалось по особому, африканскому, контуру этого слова») — не путем кропотливой, кротовой работы, а путем «рывка» или «скачка» вдруг делают открытия в не относящихся к ним областях!

Подивиться, что — по Вашим словам — сделали Вы: взяв произведение изрядно плодовитого, но заурядного автора, Вы «разглядели» в герое видного энтомолога Николая Ивановича Бордукова, а увидев, что в повести он погибает гораздо позже — а не во время, как считали исследователи — Второй Великой Войны, Вы порешили, что то же самое происходит не только с самим персонажем, но и его прототипом. То есть в бумажностраничном, сталинском сорок седьмом безымянный, буквенный «бордуков» жив — и этот книжный заспиртованный мир послужил для Вас заверением в том, что и бренный Бордуков в то время был совершенно сохранен. Затем Вы продолжили Ваш «репортаж», но не в должной форме доклада, а в виде живописного «тесно сплетенного текста», и поверьте, много часов утекло в нашу местную Зею, прежде чем я отделил зерна фактов от плевелов прозы…

Но что подтолкнуло Вас к мысли о трагическом трюке, который в стылой сталинистской России проделал наш Бордуков?! Что за извилистые измышления привели Вас, барышню, не знающую ни что такое «вьюк», ни «бивуак», ни «верблюд», на остров Формоза?[21] Что побудило Вас обратиться к мемуарам легендарного первопроходца и ходока по женскому полу графа Беневского? Ведь именно гроссмейстерски грандиозные планы и плутания этого плута, прозванного мадагаскарцами «Амнасакебой» или «Королем королей», владеющего не только умением одновременной игры на шести шахматных досках (так он обогащался в остроге, но за мухлеж был избит), но и шестью языками, а также его встреча с дикарями Формозы и дикие байки о падении в кратер вулкана, заставили Вас, как Вы говорите, поближе взглянуть и на другие экспедиции на этот таинственный остров!

Понимаете ли Вы, Маргарита, что между экспедицией энтомолога Бордукова в начале двадцатого века и заезжим на Формозу (столетием раньше) аристократическим авантюристом Беневским, известным также под именем «Маурыций Аугустос», нет никакой связи, никаких морских и озерных узлов! Как же Вы скакнули этакой паршивой блохой, переползли этаким постельным клопом от Маурыция к божьему рабу Мыколе? Неужели в Вашем мозгу (где все располагается по алфавиту, а не по весомости в научном ряду — все, все там: «Дарвин», «Дар», «Дьявол», «Дарьял» — зряшные завитушки виньеток важнее для Вас, чем виноватая вивисекция!) Бордуков идет сразу за графом Беневским? Ах, как тянет Вас на звучные имена… У Вас ведь не история с энтомологией получаются, а пьеса Коцебу[22] с шумовыми эффектами. Так вот, позвольте сюда вставить еще одно слово на «б» — Вы просто безумны!

Ах да, про клопов: обнаружились тут воспоминания современника Бордукова о том, как тот расправлялся с этими тварями (Маргарита, не щурьтесь сурово — ведь очеркист тогда был совершенным мальчишкой… и почему мы храним в памяти все эти моменты, вроде того, как в промерзлом погребе однажды объявились неживые ежи (мне ужасно жаль было их и я не мог взять в толк, как они там очутились) или как лежал в гамаке между двух сосен — ладони от смолы почернели — и голова кружилась то ли от мерных качаний, то ли от безмерных мечтаний… и почти забываем, как преставлялись на престолах правители, летели режимы, падали стены… а ведь возятся с этими милыми мелочами, уносят с собой в небытье как самые щемящие щепоточки детства.).

Так вот, рассказчик описывает, как Бордуков наказывал — отрывая им жала — кусачих постельных клопов. А у нас народ слепеней приучает к порядку: ловят сердешного, протыкают ему брюхо зубочисткой или травинкой — чем попадется — и отпускают на волю. Вы ведь читали Арсеньева,[23] который «был там, где тигр ревел, а теперь свистит паровоз»? Помните, как он описывает сибирских стрелков, оглоушивших зайца? Сгребли его в жменю вместо женьшеня и давай тискать! Кто хвост ему крутит, кто уши вертит наружу, а кто так и папироску в зубы сует! Русский простолюдин знает и бережет родную природу!..


Еще от автора Маргарита Маратовна Меклина
POP3

Маргарита Меклина родилась в Ленинграде. Лауреат Премии Андрея Белого за книгу «Сражение при Петербурге», лауреат «Русской Премии» за книгу «Моя преступная связь с искусством», лауреат премии «Вольный Стрелок» за книгу «Год на право переписки» (в опубликованном варианте — «POP3»), написанную совместно с Аркадием Драгомощенко. Как прозаик публиковалась в журналах «Зеркало», «Новый берег», «Новая юность», «Урал», «Интерпоэзия».


У любви четыре руки

Меклина и Юсупова рассказывают о неизбежной потребности в чувствах, заставляют восхищаться силой власти, которой обладает любовь, и особенно квирская любовь, — силой достаточной, чтобы взорвать идеологии, посягающие на наши тела и сердца.В книгу вошла короткая проза Маргариты Меклиной (США) и Лиды Юсуповой (Белиз), известных в нашей стране по многочисленным публикациям в литературных изданиях самых разных направлений. По мнению Лори Эссиг (США), исследователя ЛГБТ-культуры России, тексты, собранные здесь — о страстях и желаниях, а не об идеологиях…


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.