Мoя нечестивая жизнь - [14]

Эмброзиха встревоженно сморщилась.

– Нет, я просто тебя поправляла и вовсе не предлагала… Но мы уже заметили Джо. С другой стороны двора к нам приближалась Лакричная с нашим мальчуганом на руках. Она словно демонстрировала свое приобретение публике.

– Джо!

Мы бегом кинулись к нему, но Джо, увидев нас, прижался к Лакричной и спрятал лицо у нее на груди. Я протянула руки, чтобы взять его, но он только крепче прижался к Лакричной.

– Джо, – сказала я. – Жил-был у бабушки серенький козлик…

Мне пришлось пропеть чуть ли не всю песенку, пока Джо не соизволил посмотреть на меня и улыбнуться.

– Ты помнишь Экси? – спросила Лакричная у Джо, передавая малыша мне.

Как будто он мог забыть свою сестру. Со мной Лакричная была неожиданно любезна. Да, конечно, она позволит мне поиграть с Джо. Потом. Сейчас преподобный Темпл прочтет проповедь про суд, который ждет несчастных грешников.

– Пусть те из вас, кто живет в бедности и в невзгодах, не ЛЬСТЯТ СЕБЕ, что это спасет их от суда Господня, стоит только покаяться, – гремел преподобный, наверняка имея в виду меня. – Ибо так говорит Господь Бог: хотя Я и удалил их к народам, и хотя РАССЕЯЛ их по землям, но Я буду для них некоторым святилищем[19]. Ибо ты сказал: «Господь – упование мое»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим[20].

Я не поняла, как Господь может служить кому-то прибежищем, и, когда служба закончилась, опять пристала к Датч, чтобы пригласила к себе в новый дом меня и Джо.

– А это правда, что ты ударила миссис Хоу ранцем? – спросила сестрица.

– Нет, только пнула и вырывалась. Всыпала сраной карге по первое число.

– Ой, Экси, ты не должна ругаться, так мама говорит.

– Она тебе не мама, а я буду ругаться, когда захочу. А этой тетке, что выдает себя за твою маму, я наподдам, как наподдала этой старой кляче миссис Хоу за то, что хотела украсть меня.

– Мама говорит, ты злая и мне лучше выбросить тебя из головы! – завопила сестрица. – Лучше уж я буду их единственной дочкой!

– Но ты же из рода МАЛДУНОВ. Наши предки – короли Лурга.

– А мне-то что? – уже истерически кричала Датч. – Меня теперь зовут Датч Эмброз.

В следующее воскресенье ни Эмброзы, ни Лакричная в церкви не появились.

– Должно быть, простудились, летом такое бывает, – предположила миссис Темпл. – Может, на следующей неделе.

Но и на следующей неделе они не пожаловали. И через неделю тоже. Я-то знала: все из-за ЭНТО. Из-за того, что я ругаюсь. Из-за того, что дерусь. Сердце мое сделалось как воск, растаяло, разбилось на полновесные капли. Когда миссис Темпл по ночам брала меня за руку, та была словно в огне – такие кошмары мне снились.

– Экси, не думай о них, – сказала как-то миссис Темпл, гладя меня по голове. Голос у нее был мягкий, но слова беспощадные.

– Почему мне нельзя жить с вами?

– Я уже старая, и здоровье подводит. Лучше тебе переехать. Принимай все, что от Бога, и радуйся Его мудрости. Пути же Господни неисповедимы.

По-моему, так пути его просто порочны. И все-таки я усердно молилась. Ведь мы в руце Господа. Вот возьмет да и перенесет нас, Малдунов, домой к маме.

В то лето миссис Темпл находила для меня массу занятий. В кухне. В церкви. В саду. Я часами дергала лебеду и крапиву, чтоб сорняки не глушили тыквы. Псалмов Давида я переписывала столько, что рука затекала, а голова начинала гудеть от всех этих «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались». Поговорить было не с кем. Никто не являлся со словами: будь моей маленькой дочкой, я завью тебе волосы.

Нудным душным августовским днем, полная жалости к самой себе, я стояла у дороги возле дома и пинала пыль. По дороге шагал парень самого простецкого вида, босой, в коротких, не по росту, штанах. Когда он подошел ближе, я узнала Бульдога Чарли.

– Не ты ли сиротка при живой матери? – усмехнулся он.

– Скажешь еще что-нибудь про мою мать, я тебе глаза выцарапаю.

– Когти обломаешь.

– Сменил, значит, имя? Слышала, ты теперь Чарли Бут?

– Не произноси при мне фамилии Бут. Та к зовут бессердечного подонка.

Он сел рядом со мной на ступеньку, вертя в руках длинную тонкую ветку.

– Как тебе новая жизнь? – спросила я.

Чарли так терзал ветку, что я даже испугалась.

– Все кончено. Я Буту уже всю его бороденку повыдирал. А при случае и оба глаза вырву.

Правой рукой он потер мозоли на левой, будто собираясь задушить кого-то.

– Я пашу на Бутовом плуге каждый день до заката. И этот хрен все равно обзывает меня «ленивый ирландский ублюдок». Кормит только помоями, которые и свиньи-то не жрут. Будит еще до рассвета. «Поднимайся, грязный ирлашка, пора чистить стойло». Если у меня будет хоть половинка шанса, я вычищу ЕГО.

Он подбросил в воздух мелкие обломки, в которые превратилась ветка в его руках. Щепочки упали в пыль.

– А тебе-то здесь каково, мисс Полусиротка?

– Меня заставляют переписывать псалмы, – пожаловалась я.

– Псалмы? Ты псалмами недовольна? – с издевкой спросил он. – Ты сюда посмотри.

Он задрал рубашку и показал мне спину. Она вся была в рубцах от хлыста, красных, свежих. Зрелище было ужасающее. Не глядя на меня, Чарли поднял с земли камень и со всей силы шваркнул о дорогу.

– Хочешь сэндвич с курицей? – прервала я тягостное молчание.