Моя мужская правда - [45]
Моррис, тоже получивший тексты для прочтения, откликнулся весточкой, содержавшей тревогу о моем душевном здравии и мало чем отличавшейся от письма Джоан: нечто вроде язвительного отзыва на «Накликивающего беду».
«Ну вы и даете, еврейские писатели! Меделайн Герцог[80], Дебора Рожек[81], плоскогрудая вечно ноющая шикса для всеобщего пользования в „Новой жизни“… Хороши героини! А теперь на радость раввинам и читающей публике появляется еще и Лидия Цукерман, гойская кровь с молоком. Куриный бульон в каждой кастрюле и Грушенька в каждом подъезде[82]. Смуглые леди, как на подбор. Тут уж не до сонетов. Пеппи, хватит тебе растрачивать талант попусту. Она — на небесах, и слава богу. В конце месяца я буду читать лекции в Бостонском университете: „Рационализм, планирование и последующее моральное вознаграждение“. Бостон недалеко от тебя. Спускайся с гор и вступай в мою команду. Про рационализм и планирование тебе полезно было бы послушать, а что до морального вознаграждения, то Питер Тернопол, не последний человек в еврейской писательской когорте, мог бы и сам рассказать об этом много интересного студентам-социологам. Пеппи, плюнь на нее, разотри и забудь!»
В 1960-м я читал публичную лекцию в Беркли. После нее Джоан и Элвин устроили в мою честь прием. Их дом был тогда в Пало-Альто, под горой. Мы с Морин только недавно вернулись из Рима, где я год работал в Американской академии. Если верить воскресному книжному обозрению «Таймс», к этому времени я стал «золотым мальчиком американской литературы». А почему бы не верить? «Еврейский папа» отхватил престижную премию, а автор — стипендию Гуггенхайма (тридцать восемь тысяч долларов) и приглашение преподавать в Висконсине. В свои двадцать семь я вовсе не удивился такому счастью, потому что меньшего и не ожидал.
Джоан и Элвин пригласили на прием что-то около шести или семи десятков своих друзей; Морин и я моментально потеряли друг друга в этой толпе. Миссис Тернопол, конечно, сумела меня отыскать и, конечно, как раз в тот момент, когда я беседовал с весьма соблазнительной красоткой. Я был несколько смущен, понимая, что сцена ревности неминуема.
Но Морин сначала избрала другую тактику. Она сделала вид, будто вообще не замечает никакого разговора, и, схватив меня за руку, заявила, что мы уходим: уж слишком много здесь собралось всякой шушеры, так она выразилась. Я никак не отреагировал — а как я мог отреагировать? Отсечь ей башку? Не было у меня в тот момент под рукой ятагана. Только стальные желваки, больше ничего. Собеседница (действительно очень милая и весьма смело одетая, но ничего сколько-нибудь интимного наш разговор, клянусь, не затрагивал) в свою очередь сочла за лучшее не обращать внимания на Морин и спросила, с кем из редакторов я работаю. Я назвал имя и добавил, что он не только редактор, но и хороший поэт. Такая доверительность переполнила чашу терпения миссис Тернопол. «О-о-о, — простонала Морин, — это уже слишком!» Из глаз хлынули слезы; она резко повернулась и кинулась в ванную комнату. Я прервал разговор, нашел Джоан и предупредил о нашем уходе: дескать, день был тяжелым, Морин совсем расклеилась. «Пеп, — вздохнула сестра, гладя мое плечо, — что ты с собой делаешь?» — «Джоан, о чем речь?» — «О ней», — бросила сестра. Я промолчал, закрыв таким образом тему. Желваки оставались стальными. Мы с Морин поймали такси и поехали в отель. Всю дорогу она рыдала, как малое дитя, и колотила кулачками по коленям — то своим, то моим.
— Как ты мог, как ты мог! Сказать такое при мне! Буквально в глаза!
— Что такого я сказал?
— Сам знаешь что! Не прикидывайся, Питер! Ты сказал: мой редактор Уолтер!
— Но это правда!
— Правда? А кто тогда я? — захлебываясь в плаче.
— При чем тут ты?
— Господи! Твой редактор — я! Глупо и гадко это отрицать. Кто читает каждое слово, написанное тобой? Кто дает тебе советы? Кто исправляет твои ошибки?
— Не ошибки, Морин, — опечатки.
— Пусть! Но их исправляю я! А ты, стоит какой-то богатой сучке выставить титьки, заявляешь, будто твой редактор Уолтер! Ты все готов поставить с ног на голову, лишь бы унизить жену. Ах, ах, мой редактор Уолтер, он поэт, так и вьешься перед этой набитой дурой, только что груди ей не жамкаешь. А мои-то, между прочим, получше будут, только ты уже забыл, потому что тебе до меня дела нет!
— Морин, уймись. Неужели опять…
— Да, опять! Опять и опять! До тех пор, пока ты не изменишься!
— Хорошо. Давай разберемся. Она спросила, кто мой издательский редактор…
— Я твой всякий редактор!
— Нет, не всякий.
— Может, я еще тебе и не жена? Как ты стыдишься меня! Стесняешься показаться со мной перед этой мелкой сволочью! А они и не высморкаются в твою сторону, если ты не мальчик с обложки. Какой же ты ребенок, Питер! Грудной младенец. Патологический эгоист. Тоже мне, пуп земли!
На следующее утро перед нашим отъездом из отеля в аэропорт Джоан позвонила попрощаться. «Мы всегда тебе рады», — сказала она. «Я знаю». — «Приезжай к нам в любое время, как только соскучишься». — «Спасибо, — ответил я с наигранным энтузиазмом, обычной реакцией на проявление формальной вежливости, — возможно, мы еще не раз воспользуемся вашим гостеприимством». Но оказалось, что о формальной вежливости и речи не шло. «Я имела в виду не вас, Пеп. Только тебя. Пеппи, я не хочу испытывать жалость к младшему брату. А рядом с ней ты жалок». Только я повесил трубку, как Морин принялась за свое:
«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…
Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.
Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.
Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».
Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Натан Цукерман, герой нескольких романов Филипа Рота, приезжает к своему девяностолетнему учителю и вспоминает свою юность, пришедшуюся как раз на времена «охоты на ведьм» в Америке. Как и в прочих романах Филипа Рота, в центре повествования оказывается сексуальная неудовлетворенность героя и всепроникающий антисемитизм в его самой экстремальной форме – ненависти к собственному народу.
Роман и новелла под одной обложкой, завершение трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго автора. «Урок анатомии» — одна из самых сильных книг Рота, написанная с блеском и юмором история загадочной болезни знаменитого Цукермана. Одурманенный болью, лекарствами, алкоголем и наркотиками, он больше не может писать. Не герои ли его собственных произведений наслали на него порчу? А может, таинственный недуг — просто кризис среднего возраста? «Пражская оргия» — яркий финальный аккорд литературного сериала.
В романе «Призрак писателя» впервые появляется альтер эго Филипа Рота: Натан Цукерман — блестящий, сумасшедший, противоречивый и неподражаемый герой девяти великолепных романов Рота. В 1956 году начинается история длиной почти в полвека.Всего лишь одна ночь в чужом доме, неожиданное знакомство с загадочной красавицей Эми Беллет — и вот Цукерман, балансируя на грани реальности и вымысла, подозревает, что Эми вполне может оказаться Анной Франк…Тайна личности Эми оставляет слишком много вопросов. Виртуозное мастерство автора увлекает нас в захватывающее приключение.В поисках ответов мы перелистываем главу за главой, книгу за книгой.
Одиннадцать лет назад известный писатель Натан Цукерман оставил Нью-Йорк ради уединенной жизни в горах. И вот он снова на Манхэттене, чужой всему и всем.