Моя мать Марлен Дитрих. Том 2 - [3]

Внезапно с бортика нашего бассейна исчез загорелый Рыцарь, и мать перестала запирать свою спальню на ключ.

Дорогая,

…мне кажется, что ты воспринимаешь наши отношения и мою безоглядную горячую преданность тебе как нечто само собой разумеющееся.

Если входишь в жизнь другого человека настолько, что в определенных нужных пределах создается семья, и семейные отношения поддерживаются в той мере, как у нас, тогда возникают и некие обязательства.

По-моему, если ты сочла необходимым изменить свою точку зрения: «один мужчина — одна женщина», правильней было бы в спокойной обстановке объяснить мне, что ты хочешь предпринять и, по крайней мере, позаботиться объяснить мне… Думаю, что ты не проявляешь достаточного уважения к себе, ко мне, к нашим отношениям, рассматривая меня как жиголо, алчущего исполнить любую прихоть своей госпожи. Итак, если хочешь, чтобы я остался с тобой, я возвращаюсь; если же у тебя другие планы, тогда я, соответственно, устраиваю свою жизнь и остаюсь дома, пока ты снова не позовешь меня…

Люди, которые любят друг друга, должны идти на уступки, уважать и соизмерить сердца, умы и души. Такого не потребуешь и не попросишь — все возникает по взаимному желанию…

Мне нечего добавить, разве что… Да благословит тебя Бог, душка.

Их любовь то нарастала, то шла на убыль. С нарастанием любви начинались поцелуи, нежные пожатия рук, наряды, вечеринки, развлечения в ночных клубах. Они являли собой идеальную пару — прекрасное сочетание мужественности и женственности. Когда любовь шла на убыль, он готовился к съемкам, жалел себя, винил Марлен в своем несчастье, страдал. Моя мать готовилась к съемкам, отдавала мне его обручальное кольцо, чтобы я положила его туда, где уже лежали другие, и легко, без всяких угрызений совести забывала своего Рыцаря. Правда, иногда его имя поминалось в телефонных разговорах с моим отцом и «мальчиками».

«Папиляйн, растолкуй мне, почему я считала его таким замечательным? Неужели причиной всему… Лондон? То, что он там? А, может быть, потому что он не работал? Ведь здесь, в Голливуде, он вдруг повел себя, как актер! «Я, я, я, мне, мне, мне». Неудивительно, что собственный отец не желает его видеть. Я даже начинаю понимать эту ужасную женщину, его бывшую жену. А, может быть, я влюбилась в него, потому что он великолепно выглядит во фраке?»

В тот день, когда дирижабль «Гинденбург» загорелся при посадке в Нью-Джерси, мы слушали это сообщение, сидя в артистической уборной. У диктора, пытавшегося описать катастрофу, сорвался голос. Он зарыдал. Мать торжествовала.

— Слышишь? Помнишь, я не хотела лететь на нем, даже когда папи настаивал? Вероятно, это саботаж! Очень хорошо! Теперь нацистам придется раскошелиться на новый дирижабль, а на нем никто не полетит, потому что люди напуганы катастрофой!

На каком-то этапе подготовки к съемкам «Ангела» мать утратила интерес к фильму. Впервые со времени съемок в «Голубом ангеле» она позволила себе небрежность в той области, в которой всегда превосходила всех — во внешнем облике. Трэвис Бентон, убежденный в безупречности вкуса Дитрих, во всем следовал ее указаниям, и они вдвоем делали ошибку за ошибкой. В результате «Ангел» — их единственная совместная работа, которой недостает былого уникального чувства стиля. Особенно грустно, что она оказалась последней. Знаменитое «платье из драгоценностей» из этого фильма — ткань, расшитая фальшивыми рубинами и изумрудами, на фоне которых должны были, по замыслу, заиграть ее собственные подлинные камни, — снискало сомнительную известность лишь благодаря весу в пятьдесят фунтов и стоимости в четыре тысячи долларов.

Весь фильм чуть смазан, и все пошло насмарку. Может быть, мать почувствовала это раньше всех, осознала безнадежность ситуации и отказалась от дальнейших попыток спасти фильм. Из многих тысяч рекламных кадров и портретов, остававшихся после съемок каждого фильма, Дитрих сохранила после съемок «Ангела» лишь несколько снимков, и на всех она в своем собственном черном бархатном костюме от «Танте Валли» и белой блузке с гофрированным воротником и манжетами. Когда съемки завершались, мы уже не держали у себя дома любимые сигары Любича: они с Дитрих не разговаривали.

30 мая 1937 года «Независимые владельцы кинотеатров Америки» поместили объявление во всех рекламных газетах, связанных с кинопрокатом:

Нижеследующие звезды являются

ГУБИТЕЛЬНИЦАМИ КАССОВЫХ СБОРОВ:

Джоан Кроуфорд

Бэтт Дейвис

Марлен Дитрих

Грета Гарбо

Кэтрин Хепберн

Вдруг эти звезды якобы утратили способность привлекать публику в залы одним лишь своим именем. Под таким давлением «Парамаунт» отказался от замысла снимать Дитрих в следующем фильме и тем самым лишил ее постоянного заработка. Студия «Коламбия», желавшая снять Дитрих в роли Жорж Санд, решила отказаться от этой идеи.

Впервые со дня первого приезда в Америку, мать оказалась безработной. Она позвонила моему отцу.

— Папи, мы покидаем Америку. Здесь говорят, что фильмы с Дитрих больше не продаются. Эти идиоты, а они все идиоты, конечно, не могут их продать… потому что фильмы и впрямь плохие, но Дитрих тут ни при чем. Даже Гарбо попала в черный список. Ну эта лупоглазая, куда ни шло, кому охота платить деньги, чтобы посмотреть на нее? Но Хепберн? Да, и ее назвали губительницей. Невероятно? Погоди, кто же остается? Может быть, Ирен Данн?