Моя мама любит художника - [7]

— Да потому что Коваль, — не унимается Степа, — произошло от ковыля, многолетнего степного растения.

— С чего ты взял?

— А что, есть другие версии?

Все застыли и смотрели уже не на Степу с моим шарфом на шее, а на Маркова.

— Коваль — украинская фамилия, и произошла она от слова «ковать». По-русски было бы «Кузнецова», ясно? А теперь слезай оттуда и отдай шарф. — Марков подошел к подоконнику и протянул Степе руку. Я до сих пор не знаю, хотел он взять шарф или помочь Степе спрыгнуть. Наверное, и то и другое.

— Кузнецова так Кузнецова, — бормочет Степа, слезая с подоконника, и бросает шарф на скамейку.

Потом все расходятся, и в гардеробе остаемся только я, Марков и двое второклашек.

— Твоя сумка?

— Моя, — отвечаю я и понимаю, что даже не помню, как этого Маркова зовут.

Мы столкнулись с ним в прошлом году на олимпиаде по английскому, где нам выпало разыгрывать диалог про хобби. Тогда я узнала, что Марков любит футбол и фотографировать.

— Как музей? — спрашивает он, когда мы выходим из школы и направляемся в сторону оперного. — Пополняется?

— Откуда ты знаешь про музей? А, диалог про хобби! — соображаю я, и мы вместе смеемся. — Пополняется. Вчера купила лисью шапку. Как у Барбары Брыльской в «Иронии судьбы».

— Ты что, смотришь этот фильм?

— А ты нет?

— Приходится, — усмехается он. — А чего он привязался к твоей фамилии?

— Степка-то? Да просто так. Хотел подурачиться.

Мы молчим, а потом я неожиданно для себя произношу:

— Вообще-то он прав. Смешная фамилия. Лучше бы я была Кузнецовой.

— Это что же в ней смешного?

— Всё. В третьем классе на лето задали читать Юрия Коваля. «Недопесок». Так меня потом весь год дразнили этим недопеском.

— Я не читал.

— Еще бы. У тебя же фамилия не Коваль.

— А про что там?

— Про песца.

— Ясно, — говорит он, хотя я понимаю, что ему ничего не ясно. — Есть еще Чарльз Томас Коваль. Американский астроном. Слышала?

— Не-а.

— Открыл много спутников, астероидов, звезд и комет.

— Ясно, — говорю теперь я, потому что про астрономию я знаю еще меньше, чем Марков про песцов.

— Ну, мне сюда. — Он подает мне сумку, и в этот момент я вспоминаю, как его зовут. «Второе место — Анатолий Марков», — прозвенело у меня в голове из прошлогодней олимпиады. Точно.

— Спасибо, Толя, — говорю я и впервые смотрю ему в глаза. Они удивительного цвета — такой оттенок дает бутылка из-под минералки, когда смотришь через нее на солнце.

Глава седьмая. Ветер в ушах и Старик, который все знает

Если на велосипеде здорово разогнаться, слышно, как ветер свистит и бормочет что-то на своем ветреном языке. Я так всегда делаю — сначала кручу педали, поднимаюсь в гору, а потом просто скатываюсь, слушая ветер. Мимо проносятся желтые и бордовые шевелюры кленов, гордые сосны, мамаши с колясками, усатый продавец воздушных шаров и мороженщица со стеклянным сундуком, до отказа забитым эскимо. Я еду дальше, на свою поляну, туда, где никого нет. Это место мы нашли с мамой три года назад, когда подолгу бродили по парку, кормили белок и болтали о всякой всячине. С тех пор я сюда часто приезжаю, чтобы посидеть и помолчать. Можно это, конечно, сделать и в кладовке, среди моих сокровищ, но стоит мне там присесть и вздохнуть, как тут же начинается гам и болтовня, как у нас на уроке географии. Платья возмущаются, старые ковбойские сапоги задирают свои сбитые поцарапанные носы, с полки, где разложены перчатки, доносится причмокивание и шипение. Сижу и слушаю их галдеж, пока не надоест. Потом выхожу, выключаю свет и плотно закрываю дверь. Все сразу замолкают и успокаиваются.

А деревья редко говорят, в основном молчат и поддакивают. Или дремлют, шурша листвой. Гертруда, правда, у нас во дворе иногда высказывает мне разные замечания, но она исключение. Скучно одной стоять среди домов, вот и болтает.

Сегодня после всей этой истории со Степой и шарфом я решила ехать в парк. Закинула сумку домой, переоделась в джинсы. Пока спускала со второго этажа велосипед, чуть не столкнула Арсения, Кириного лучшего ученика. Тот поднимался по лестнице и, как всегда, о чем-то размышлял. Наверное, о том, как достать дно клавиши.

Арсению десять лет, он длинный и тощий, будто ничего не ест, кроме Кириных карамелек.

— Осторожно, — сказала я ему, когда колесо почти уткнулось в его папку с нотами.

— А, привет, — сверкнул он мне своими очками и снова впал в задумчивость.

Готова поспорить, что он тут же забыл обо мне и моем велосипеде. Это все потому, что у него талант, — а талант, как говорит Кира, требует отрешенности.

В общем, доехала я до своей поляны, а там — невозможная красота. Три яблони-ранетки застыли на фоне сосен. Кажется, что их кто-то нарисовал здесь по ошибке, случайно, а потом оставил. Я аккуратно кладу велик на землю и устраиваюсь на большом пне под одним из деревьев. Над головой и под ногами шуршат листья, а я сижу и думаю про сегодняшний день.

Странно, я совсем не обижаюсь на Степу Ясно же, что он старался всех развеселить. Просто иногда получается не так, как хочешь, а совсем наоборот. Вика сейчас танцует танго в хореографической студии, а Степа ждет ее у входа, пинает листья и, конечно, совсем обо мне не думает. А я сижу и, как дура, о нем думаю. Вот зачем все так устроено? Почему выходит, что мне нравится Степа, а Степе нравится Вика? Это же несправедливо и запутанно! Тогда нужно сделать все по-другому: раз Степе нравится Вика, значит, мне должен нравиться кто-то другой, тот, кому нравлюсь я. Например, Толя Марков из 10-го «Б».