Моя любимая сестра - [25]

Джен краснеет.

– Вау, Лор, – я скрещиваю руки на груди и сердито смотрю на нее, – это сексизм, раз ты сразу предположила, что мой инвестор – мужчина. – На зал опускается неловкая тишина, и я жду, когда все хорошенько в ней поварятся. – Шучу, – я закидываю руки за голову и зеваю, – это старый чувак из Техаса.

Все смеются, кроме Джен.

– Пожалуйста, давайте сосредоточимся? – пищит Лиза. Ей под пятьдесят, но голос у нее как у одиннадцатилетнего мальчика из хора, и от этого она кажется куда более пугающей. Когда женщина с голосом Пиноккио говорит тебе, что ты вот-вот настолько утратишь свою значимость, что даже собственные внуки не вспомнят твое имя, это вызывает глубокое беспокойство; именно это Лиза сказала Хейли, когда мы отправились в Ангилью на съемки ее новой линии утягивающих купальников. Вы не жили, если Лиза не кричала на вас в каком-нибудь экзотичном месте.

Лиза хлопает по сценарию.

– Марокко, – нетерпеливо произносит она. – Мы подумываем над последней неделей июня. Начнем съемки первого, поэтому времени достаточно, чтобы все прощупали почву, разобрались со своим дерьмом, – она показывает рукой на меня, – и собрались вместе для большого драматического отпуска. Думаю, мы начнем путешествие в Марракеше, а потом отправимся в одну из деревень в горах.

Келли поднимает руку, словно она в школе. И Лиза, подыгрывая, дает ей слово.

– Да, мисс Кортни?

– Лайла по переписке подружилась с одной девочкой из деревни Агергур. Она – одна из лучших продавцов нашего магазина. Я подумала, им неплохо бы встретиться лично.

Снова молчание, и мое пронзительнее всех. Я впервые слышу о подруге Лайлы.

Келли быстро учится. Как и всегда.

Слово берет Джен:

– Кажется, это станет очень ярким эпизодом. – Но потом продолжает: – Дело в том, что я не смогу поехать с чистой совестью. Центр по контролю заболеваемости рекомендует перед поездкой в Марокко вакцинироваться против гепатита А. Создавшая эту вакцину компания проводит тестирования на животных. Тестируют на крольчатах. – Ее подбородок дрожит.

Лиза поднимает руку, чтобы заткнуть меня, хотя я ничего и не говорила.

– Это правда?

Джен опускает палец в тюбик с бальзамом для губ без парабенов, сульфатов и фталатов и наносит его на губы. Она быстро пришла в себя – еще секунду назад чуть ли не плакала из-за крольчат, а теперь прихорашивается.

– Но если у меня не получается, это не значит, что это плохая идея. – Она улыбается мне, словно ей пришлось смазать губы лишь для того, чтобы сделать это.

Теперь Лорен поднимает руку.

– Не хочется предполагать худшее, – говорит она, – но мы разрабатываем новую версию приложения SADIE специально для ЛГБТ-сообщества. Мой директор беспокоится, что я поеду в страну, которая привлекает к уголовной ответственности открытых геев и лесбиянок.

Не отводя от Лорен отсутствующего взгляда, Лиза крутит ручку между большим и указательным пальцами, затем перекидывает между указательным и средним.

– Разве ты на праздники не ездила в Дубай?

Лорен запускает палец в тюбик Джен.

– На одну ночь. – Смыкает губы. – На Мальдивы нет прямого рейса.

Я фыркаю.

– И как на Мальдивах относятся к геям и лесбиянкам?

Лорен ахает, несколько раз открывает и закрывает рот, пока остатки трезвых клеток мозга не сталкиваются друг с другом.

– Я читала, что дочь твоего инвестора играла свадьбу в национальном гольф-клубе Трампа в Бедминстере! – кричит она совершенно не в тему. Полевой продюсер в ужасе прикрывает рот сценарием, и мне хочется сделать то же самое. Она сказала правду, но Лорен никогда прежде не нападала на меня. По коже расползаются мурашки. Что здесь происходит?!

– Народ! Народ! – пищит Лиза, от чего Келли наклоняет голову и засовывает палец в ухо. – Хватит. Все должны отметить в своих календарях даты с двадцать третьего июня по второе июля. Мы найдем место, которое подойдет всем.

– Лиза, – рычу я, – этим летом я должна поехать в Марокко.

Лиза кривит губы, ей противно от моего отчаяния.

– Мы разберемся, Бретт.

Она ждет, когда Джен и Лорен переключат свое внимание на сценарий. «Какого черта?» – произносит она одними губами, кивая на них. Я пожимаю плечами, выражая свое недоумение. Лиза закатывает глаза: «К черту такую жизнь», потому что ей почти пятьдесят и она не понимает, что так уже никто не говорит, и потому что моя проблема – проблема Джесси, а проблема Джесси – проблема Лизы. Так было всегда. Но в этот раз, кажется, все иначе.

Глава 5 Стефани, май 2017 года

– Однажды я ясно как день услышала голос, который произнес мне на ухо: «Пендант». Так отчетливо, что я вскочила с кровати, на которой ничком взапой читала книгу «Возрождение Офелии», которую стиснула с маминой тумбочки. Мне было двенадцать, и я хотела знать все, что парни хотели делать с девочками против их желаний, и не понимала, с чего бы девочкам на это жаловаться. Оказаться на вечеринке запертой в комнате и брошенной на кровать было моей постыдной фантазией, мне хотелось быть настолько желанной, что даже моя воля не имела бы значения. Желанной. Будучи удочеренной, я никогда не чувствовала себя достаточно желанной.

Я вскочила, потому что испугалась, а не из-за того, что ожидала увидеть в комнате кого-то, назвавшего себя Пендант. Имя было мужским, но голос бесполым, бестелесным, механическим, как голос GPS-навигатора, который в то время еще даже не существовал. Незадолго до этого я подсмотрела выпуск шоу с Сэлли Джесси Рафаэль, куда она пригласила подростков с шизофренией, они якобы слышали голоса. Позже я узнала, что не при всех типах шизофрении слышишь голоса. Мое сердце выпрыгивало из груди, потому что я знала, знала, что это как-то связано с моей мамой. И не с той, что читала, как уберечь свою дочь-подростка от расстройства пищеварения, сексуального насилия, попыток самоубийства и запредельно низкой самооценки. А с той, что сама пала жертвой всего этого, когда была в моем возрасте. Не с моей законной мамой, сидящей в большой спальне в двух больших спальнях от моей большой спальни из Саммита, Нью-Джерси. А с моей биологической мамой. Которая жила где-то в Пенсильвании.