Моя итальянская возлюбленная - [21]

Сейчас я напишу последнюю фразу и закончу эту главу, однако вы мне все равно не поверите. Придется дать самую страшную клятву, которую автор когда-либо давал своим читателям. Если мои многочисленные отступления не заставили вас отложить эту книгу в сторону; если вы с интересом дочитали до этого места; если вам дорога честь русской литературы, а многочисленные совпадения, сплошь и рядом случающиеся в мыльных операх, вызывают у вас ехидную усмешку; короче, если вам хочется узнать, что будет дальше, то вы просто обязаны поверить моей клятве. Так вот, клянусь пресвятой девой Марей, что когда я вошел в свое купе, там уже сидела Джулия!

12

Обычно описание литературных персонажей дается тремя способами: по частям — «коралловые губки, перламутровые зубки»; путем сравнения — «похожа на шаловливого котенка»; или через производимое впечатление — «мила, стройна, умна». Но Джулия была отнюдь не литературным персонажем, а живой и симпатичной итальянской девушкой с удивительно приятным, смешливым взором и нежным, запоминающимся голосом. Я говорю именно «запоминающимся», поскольку у большинства женщин очень приятные, но трудно различимые голоса — во всяком случае, на мой слух.

Иногда мне удается принять настолько трогательный вид, что не выдерживают даже самые неприступные дамы; но на сей раз в этом не было никакой необходимости. Я был ужасно рад ее видеть и слова: «Какое счастье, что мы встретились», — прозвучали из моих уст на редкость искренне.

Да и она мне обрадовалась, потому что тут же засмеялась и первой протянула загорелую пухлую лапку, которую я галантно поцеловал, чем вызвал новый приступ смеха.

Разговаривать с ней оказалось легко и приятно, и не только потому, что она владела английским намного лучше меня, а если переходила на итальянский, то говорила медленно и отчетливо, но и потому, что в любом разговоре важнее всего настроение вашего собеседника. А Джулия была в прекрасном настроении, болтала много и охотно, особенно, когда я представился ей именно так, как и мечтал:

— Русский писатель.

После небольшой ознакомительной прелюдии я попросил Джулию рассказать о себе, в частности, о том, что она делала в Венеции и Флоренции. Разумеется, у меня были и корыстные мотивы — ведь я ехал в Италию за сюжетами, кроме того, слушать и понимать намного легче, чем говорить самому. Не все из того, что будет изложено ниже, представляет собой точный перевод ее слов — кое-чего я не понял, а потому домыслил сам, а что-то подверг неизбежной литературной обработке. Но общая канва событий изложена достаточно верно.

Итак, Джулии скоро исполнится двадцать три года, и она заканчивает Римский университет по специальности античная история. Живет тоже в Риме, отдельно от родителей. Отец — врач, мать — домохозяйка, младший брат служит в итальянской армии. Как оказалась в Венеции? О, — и тут она сделала неподражаемую гримаску, в которой я не уловил ни грана трагизма, — приехала, чтобы встретиться с возлюбленным — молодым англичанином из Брайтона, с которым познакомилась во время прошлогоднего венецианского фестиваля. Насколько я понял из всего дальнейшего, этот англичанин был легкомыслен и любвеобилен, как настоящий француз. Более того, немного пококетничав, она показала их совместную и весьма откровенную фотографию. На ней этот англичанин — кстати, похожий на молодого Джорджа Харрисона, — голым сидел в кресле гостиничного номера и держал на коленях улыбающуюся Джулию, которая была одета всего лишь в его рубашку.

Возвращая фотографию, я сделал самый непринужденный вид и даже улыбнулся, хотя в глубине души почувствовал к этому негодяю сильную ревность. Более того, эта ревность послужила поводом для одного нескромного вопроса, после которого Джулия надула губки и отказалась отвечать. Последовали долгие уговоры и прерывистые от нехватки словарного запаса извинения. Наконец она согласилась продолжить, сухо заметив, что нет, этот англичанин был не первым ее любовником, поскольку до этого имелся еще какой-то «professore». Я не стал ревновать или уточнять, подумав о том, что медаль девственности никого не украшает, а сама ситуация достаточно знакома — преподаватель соблазняет свою студентку. Сам я тоже когда-то был преподавателем, но самым ярким воспоминанием из этого периода осталась одна стройная дуреха, которая на каждом занятии в присутствии всей группы громогласно изъявляла страстное желание выйти за меня замуж. Кончилось все тем, что однажды я вышел из себя, топнул ногой и заорал: «Да заткнись же ты, наконец!» После чего она побежала жаловаться директрисе на то, что «преподаватель общественных наук груб со своими студентами».

И, если уж на то пошло, то самый большой разврат я наблюдал в Центральном доме ученых, что находится на Пречистенке, в бывшем особняке знаменитого генерал-губернатора Москвы Архарова. Однажды, когда мы с моим научным руководителем пили в местном кафетерии, за соседними столиками расположились чертовски любопытные пары. Во-первых, какой-то седовласый и лысоватый джентльмен, лет шестидесяти пяти, с огромным носом старого пьяницы. С помощью двух бутылок шампанского он охмурял смешливую черноволосую девицу, немного страшноватенькую, но зато по возрасту годившуюся ему во внучки. За другим столиком сидел аналогичный джентльмен, который, как пылкий юноша, бегал за кофе и пирожными для своей спутницы — миловидной и, судя по всему, разведенной женщины. Третий вариант дополнял первые два, только на этот раз джентльмен был не так стар — лет пятидесяти, — носил кожаный пиджак и беседовал с красивой дамой, у которой на пальце блестело обручальное кольцо. Но самым примечательным был четвертый вариант — маленький облезлый старикашка сидел рядом с патлатым юношей! Таким образом, четыре научных руководителя, каждый в соответствии со своими сексуальными пристрастиями, проводили консультации с аспирантами. А не знающие жизни журналисты пишут об упадке российской науки!