Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - [16]
Конечно, было бы куда лучше, не будь наше оборудование таким дерьмовым, но это вскоре изменилось. Незадолго до того, как мне исполнилось восемнадцать лет, я скопил достаточно денег, чтобы купить нормальную гитару. У нас с Питером были двенадцатидюймовые колонки, а у Джона – пятнадцатидюймовые. Как и большинство вещей в жизни, эти дополнительные дюймы имели колоссальное значение. У нас были все предпосылки для создания нормальной аудиосистемы. Теперь мы были громкими, ну или хотя бы производили такое впечатление.
Еще у нас произошло очередное изменение в составе. В августе 1962 года вместо нашего барабанщика Гарри Уилсона в группу пришел каменщик по имени Даг Сэндом. Мы не планировали делать это. Гарри собирался в отпуск, поэтому мы искали лишь временную замену. Музыкант на замену не появился на прослушивание, но по какой-то причине вместо него пришел Даг. Мы договорились, что он сыграет второй сет в Paradise, клубе в Пекхэме. Оказалось, что Даг подходил нам больше, чем Гарри, мой лучший друг с первых дней школьной скамьи, поэтому он стал полноценным участником группы. Мне было жаль Гарри, но группа была важнее.
Это далеко не главное мое воспоминание о клубе Paradise. В основном мне запомнились драки. Закройте глаза и представьте себе рай: пушистые облака, арфы, ангелы. А теперь представьте полную противоположность этому, и у вас получится клуб Paradise на 3-й Консорт-роуд в Пекхэме. Мы выступали там, потому что Джон знал человека, который знал другого человека, который организовывал концерты в Южном Лондоне. В первую неделю наших выступлений зал был почти пустой, за исключением пары девчонок. В десять часов заявились их бойфренды с окровавленными носами и синяками под глазами, только что помахав кулаками в клубе конкурентов. На следующей неделе пришла банда из другого клуба, чтобы свести счеты.
Я полагаю, драки тогда были обычным делом, но они не были такими жестокими, как сегодняшнее насилие, и почти никогда не затрагивали группу. Мой секрет заключался в том, чтобы найти самого крутого парня в клубе и угостить его выпивкой. Этот прием работал как часы. Намного позже в нашей карьере у нас произошел небольшой скандал в Ноттингеме, когда заявилась целая орава «Ангелов Ада» (известный байкерский клуб, члены которого имеют дурную репутацию из-за проблем с законом. – Прим. пер.) и потребовала, чтобы мы сыграли «чертов рок-н-ролл». Их было много, а нас всего четверо, так что самым разумным выбором было пойти на попятную. Но это было не в стиле Пита. Расхрабрившись от выпитого бренди, он начал огрызаться на них. Понятия не имею, что он там им сказал, но было ясно одно – ему стоило держать язык за зубами. Перед нами без преувеличения развернулся настоящий ад, и в нашу сторону посыпался град бутылок. Одна из них угодила в звукорежиссера Бобби Приддена и вырубила его. Остальные участники группы кинулись врассыпную, а я остался на сцене разговаривать с взбешенным лидером «Ангелов Ада». Это был здоровый парень с кольцом в носу. Мы поболтали с ним, и, как видите, я все еще жив, а это значит, что наши переговоры прошли хорошо.
В 1962 году мы свыклись с рутиной. Каждое утро я ходил на фабрику, Джон занимался бумажной работой в налоговом управлении, Даг укладывал кирпичи, а Пит занимался в художественной школе и валялся в кровати. Я заканчивал работу в шесть утра и направлялся к дому Пита. Иногда мне приходилось вытаскивать его из постели, потому что он не мог справиться с этим сам. Мне кажется, что он весь день курил дурь и с большим удовольствием занимался бы этим всю ночь. Или, может быть, в этом заключался весь смысл школы искусств? В любом случае нам повезло, что у нас был главный «таймкипер» в лице вашего покорного слуги – парня, который не хотел остаток своей жизни провозиться с металлом. Нам также повезло, что у нас была Бетти, мама Пита. Она была настоящим сокровищем. Без нее мы могли бы провести куда больше времени, играя по средам в Paradise. Без нее мы бы мало чего добились. Она была первой, кто поверил в нас. Она увидела в нас потенциал. Можете назвать это чутьем. Помимо этого, ей хотелось, чтобы мы убрались из ее дома. Все-таки каждый родитель может выдержать лишь определенное число репетиций, и когда она достигла своего лимита, то нашла нам нашего первого агента, а вместе с ним у нас появилась первая репетиционная площадка. Наконец-то в доме Бетти воцарились долгожданные тишина и покой!
1 сентября 1962 года Бетти пригласила местного промоутера Боба Дрюса в ратушу Актона, чтобы он увидел The Detours в качестве гвоздя программы на благотворительном балу. Несмотря на то, что наш триумфальный концерт удостоился упоминания в местной газете «Acton Gazette & Post», Боба это не впечатлило. Но отсутствие у него энтузиазма не остановило Бетти в ее борьбе за тишину и покой. Вслед за этим нас затащили в отель Oldfield в Гринфорде, а после мы очутились в районе пабов западного Лондона. Все работало по следующей схеме: выходишь на сцену и играешь, если зрителям не нравится, то в тебя летит град бутылок. Если ты что-то из себя представляешь, то тебе позволяют остаться. Нас это устраивало, потому что к тому времени мы играли достаточно хорошо.
