Моя еврейская бабушка - [2]

Кроме оглушительной авангардной музыки из-за двери не доносилось никаких признаков жизни. Мы молчали, в такой момент лучше всем молчать, концентрация сил и нервов, так сказать. Даже шептаться нельзя, ни в коем случае, все монологи и диалоги ведутся путем эксплуатации органов зрения. В самый разгар дикой симфонии дверь неожиданно распахнулась, меня схватили и втащили в квартиру. За спиной раздался гулкий удар.

«Дверь захлопнулась», – запоздало догадалась я.

Через несколько мгновений я потрясла головой и пришла в себя. Мне удалось – с трудом – устоять на ногах, но то, что я увидела перед собой едва вновь не повлекло потерю самообладания и устойчивости. А увидела я вот что.

Передо мной стояли шестеро молодцев, этакие бравые ребята лет под тридцать, бритые, одетые в черные рубашки и черные джинсы. Кстати, в те времена эта униформа еще не имела хождения в бандитских кругах. Мода на «черное» пришла значительно позднее, черти бы ее побрали! От неожиданности и от большого количества бритых голов я несколько опешила и впала в ступор. Впрочем, ступор был каким-то диффузным, дело в том, что перед моим носом торчал ствол пистолета, и я умудрилась разглядеть блеск ствола. «А из пистолета не стреляли еще. Ствол чистый, как намытый!» Я подавила безнадежный вздох. Непристреляный пистолет не числится в милицейских учетах. Если они меня убьют, их не найдут никогда. Положение было паршивое. Выходной день, Валера на лестнице, я – в квартире под стволом пистолета. Ощущений никаких, кроме острого желания стать маленькой мышкой и юркнуть куда-нибудь в дырочку на полу или вообще дематериализоваться. Или сделать шаг в сторону, упасть, в конце концов, на пол, но ни того, ни другого, ни третьего сделать было невозможно. Когда мне рассказывают страшилки из области экстремальных ситуаций, и, брызжа набегающей слюной говорят, что, мол, вся жизнь, начиная от рождения промелькнула перед глазами. Я не верю! И вы не верьте! Не может вся жизнь промелькнуть в один миг! Это выдумки воспаленного воображения…

Я смотрела вглубь вычищенного до блеска ствола. «Где же бандиты взяли машинное масло для чистки пистолета»? Других мыслей у меня почему-то не было. Помню еще, что я довольно уныло переминалась с ноги на ногу, словно старалась освободиться от неприятного круглого оружейного глаза. Впервые я видела Макарова с той, с вражеской стороны, и потому милый и безобидный, почти родной пистолет превратился в смертельного врага. «Интересно бы знать, у Валеры есть оружие? Вряд ли, он же за холодильником собрался».

Я вновь подавила вздох и поглядела на парня, целившегося прямо мне в лоб, тут же поняла, что допускаю ошибку, медленно поползла взглядом по щеке парня и уставилась в простенок. В глазах парня было безумие, то самое безумие, заставляющее выстрелить в стоящего перед тобой. Тепло тела, передающееся через палец, плавно перетекающее в жесткий металл, трансформируется в спонтанное желание нажать на спусковой крючок. Ощущение силы, (ведь в руках смертоносное оружие, ты сильный и недосягаемый), заставляет убивать себе подобного, слабого и беззащитного. «Ружье должно выстрелить!» Вспомнилась сакраментальная фраза, произнесенная когда-то великим русским интеллигентом. И тогда я шагнула вперед и властно взялась за ствол. Пистолет не дрогнул.

– Сейчас от тебя живого места не останется, м…к!

Бранное слово произнесла смачно и со вкусом, словно со сцены БДТ.

Сквозь пелену эмоций я почувствовала, как ствол плавно поплыл вниз. Я сняла руку с пистолета и шагнула сквозь молодецкий ряд на кухню. Почему-то меня больше не волновало безумие в глазах бандита, его пистолет, смазанный машинным маслом ствол и прочие мелочи. Я увидела на кухонном столе целый ковшик с «марцефалем». Это такая наркотическая жидкость, горячо любимая когда-то питерскими наркоманами, она производилась ручным способом посредством перегонки из лекарства от кашля «солутан». Сначала из «солутана» получался эфедрин, а уже после эфедрон, тот самый знаменитый «джеф». Его потребляли для придания эмоциям наибольшей страстности, «марцефаль» придавал остроты в момент сексуальных утех. Ковшик на столе был девственно не тронут, бандиты еще не приступили к дегустации. Звонок в дверь вспугнул их. Авангардная музыка дверного звонка моего собственного сочинения помешала.

Я прижала ковшик к груди, как нечто бесценное и хрупкое, и вернулась в коридор; медленно, боясь расплескать содержимое посудинки, прошла мимо изумленных бандитов к дубовой двери и открыла защелку. Валера был не один, к нему на подмогу прибежал снизу водитель. Увидев меня, они с криками «банзай», «стоять», «милиция», «гады», ворвались в квартиру. Я успела прижаться к стене, опять-таки, боясь расплескать бесценное содержимое. Не знаю, как сейчас, но тогда для возбуждения уголовного дела требовался лишь крохотный миллилитр эфедрона, а в моем ковшике его было больше литра. Это была крупная удача, изъятие наркотических средств в крупных размерах. Валера и Саша успешно разделались с моими обидчиками, они надели наручники на бандитов, вышибли из рук «безумного» пистолет, положили всех на пол, а я в это время все прижимала к груди оловянный ковшик. Очнулась я от шепота Валеры: