Моя духовная биография - [39]

Мы встречались с ним меньше дюжины раз, в основном во время крупных собраний, но иногда и частным образом. При этом, были ли мы на банкете, или на конференции, он всегда усаживал меня рядом с собой, а однажды даже сам подкладывал мне на тарелку угощение.

Он показался мне одним из самых поразительных людей. Он и физически выделялся среди других. Лицом он был смугл, но его кожа казалась блестящей, словно покрытой косметическим кремом. Его очень красивые руки также сияли тем же странным отблеском, пальцы казались безупречными, а большой палец был очень изящной формы. Я заметил, что ему было трудно дышать, он страдал одышкой. Это, по-видимому, повлияло на манеру его речи, он говорил медленно и четко. Предпочитал изъясняться короткими предложениями, наверное, по той же причине. Его жесты, манеры также были ощутимо замедленны. Чтобы повернуть голову справа налево, ему требовалось несколько секунд, что добавляло ему достоинства и уверенности.

Наша последняя беседа состоялась в его кабинете в 1955 году, накануне моего отъезда. К тому времени я уже посетил несколько китайских провинций и собирался искренне сказать ему, что живо заинтересовался различными проектами по развитию Тибета. Но он наклонился ко мне и прошептал: «Ваше мнение верно, потому что вы ― образованный человек. Но поверьте, религия ― это яд, у которого два серьезных недостатка: она уменьшает население, потому что монахи и монахини соблюдают безбрачие, и она тормозит прогресс. У нее уже есть две жертвы ― это Монголия и Тибет».

После этих слов у меня возникло ощущение, что мое лицо словно чем-то обожгло, и меня охватил сильнейший страх.

Далай Лама покинул Китай, не строя иллюзий. Но он проницательно заметил, что бедствующие люди всегда цепляются за малейшую надежду, и постарался найти хоть какую-нибудь зацепку и договориться с оккупантами, присутствие которых давало себя знать все сильнее, пока его не было на родине.

После подписания Соглашения из семнадцати пунктов Народно-освободительная армия Китая продолжила свое продвижение, заняв Лхасу и Центральный Тибет, нарушив все официально выданные гарантии. Коммунистическая партия Китая приступила к перекраиванию восточных тибетских провинций, передав их в новое административное подчинение в составе Китайской Народной Республики, поскольку Мао в 1955 году решил включить их в «великий прилив социалистических преобразований».

Между 1950 и 1959 годами необходимость содержать оккупационные войска и начало коллективизации земель привели к голоду; при этом людей силой отправляли на строительство стратегически важных дорог. Затем пришел период «большого скачка» 1959 года, и, поскольку демократические реформы сопровождались репрессиями против тибетских руководителей и уважаемых лам, народное недовольство усилилось. Китайские власти увеличили численность своих войск, а вооруженное сопротивление оккупантам на восточных склонах Тибета, в провинциях Кхам и Амдо, обострилось.

Март 1959 года, восстание в Лхасе

Помолившись и позавтракав, я вышел на прогулку в сад, такой спокойный под мягким утренним светом. В небе не было ни облачка, солнечные лучи освещали вершину горы, которая вздымалась вдалеке над монастырем Дрепунг[86]. Вскоре солнечные лучи опустились на дворцы и часовни в Драгоценном парке. Стояла ранняя и радостная весна, из земли пробивалась густая свежая трава, только что лопнули нежные почки на ветвях тополей и ив. На водной поверхности пруда виднелись раскрывающиеся листья лотоса, тянущиеся к солнцу. И вдруг я вздрогнул, услышав вдали крики.

Я послал несколько охранников, чтобы узнать, почему там кричат. Вернувшись, они объяснили мне, что люди покинули Лхасу и в большом количестве направлялись в Норбулингку, чтобы защитить меня от китайцев. Все утро народ прибывал. Некоторые собрались в группы у входа в Драгоценный парк, другие обходили его вдоль ограды. В полдень уже около тридцати тысяч человек окружали парк. Надо было разрядить напряжение.

Я опасался, что толпа в ярости попытается расправиться с китайским гарнизоном. Вожаки, которые были выбраны на месте, призывали китайцев вернуть Тибет тибетцам. Все требовали положить конец оккупации и восстановить управление Далай Ламы. Услышав эти крики, я понял, что манифестанты в исступлении и стали неуправляемы.

Я оказался между двух вулканов. С одной стороны, мой народ единодушно восстал против китайского режима. С другой — мощные и агрессивные оккупационные силы были готовы стрелять. В случае столкновения жителей Лхасы ждала массовая бойня, а остальную часть страны — применение неумолимого закона военного времени с вереницей преступлений и преследований.

10 марта 1959 года, когда китайская армия, расположившаяся в окрестностях Лхасы, направила свои пушки на летнюю резиденцию Далай Ламы, тысячи тибетцев собрались вокруг нее, чтобы защитить ее своими телами. Толпа не разошлась и на следующий день, и когда 17 марта китайская армия начала штурм, многие женщины, мужчины, дети отдали свои жизни за Далай Ламу.

Восстание 1959 года в Лхасе было жестоко подавлено за три дня и три ночи. В уличных боях двадцать тысяч тибетцев противостояли сорока тысячам китайских солдат. Выжившие очевидцы рассказывали, что узкие улицы в разоренной минометными и автоматными выстрелами Лхасе были перегорожены трупами людей, собак, лошадей; ручьями текла кровь. Утром 18 марта 1959 года солнце осветило город, полный стонов раненых, хрипа умирающих. Стоял запах разлившейся крови.