Моя бабушка Миллард, генерал Бедфорд Форрест и битва при Угонном ручье - [6]

3

Из-за этого мы еще на полчаса опоздали с обедом. Хотя тут уже не понадобилось никого, кроме кузена Филиппа, чтобы отправить кузину Мелисандру наверх. Все, что ему для этого потребовалось, - это снова с ней заговорить. Когда бабушка потом спустилась вниз, она сказала:

- Ну что же, либо мы смиримся и просто-напросто назовем это ужином, либо давайте пообедаем хотя бы в ближайшие час-полтора.

И мы пошли в столовую. Эб Сноупс нас уже ждал. Думаю, что ему ожидание показалось самым долгим, - все-таки кузина Мелисандра не была ему родней. Ринго пододвинул бабушке стул, и мы расселись. Кое-что из еды остыло. Остальное так долго стояло на плите, что было уже все равно, горячее ты ешь или холодное.

Но кузена Филиппа, как видно, это не трогало. И даже если его памяти не понадобилось большого усилия, чтобы припомнить, как едят досыта, язык его, по-моему, никакого вкуса не ощущал. Он сидел и ел так, будто по крайней мере неделю вообще не видел еды и будто боялся, что даже то, что попало к нему на вилку, испарится прежде, чем он донесет вилку до рта. Иногда он вдруг замирал, держа вилку на весу, смотрел на пустой стул у прибора кузины Мелисандры и смеялся. Вернее, я просто не знал, как еще это можно назвать. И, наконец, я спросил:

- Почему бы вам не переменить фамилию?

Тогда и бабушка перестала есть. Она поглядела на меня поверх очков. Потом подняла обе руки и вздернула очки выше, на нос, так, что могла уже смотреть на меня через них. Потом она вздернула очки еще выше, на зачесанные со лба волосы, и снова на меня поглядела.

- Первое разумное слово, которое я сегодня слышу с одиннадцати часов утра, - сказала она. - Это настолько разумно и просто, что только ребенок и мог это придумать. - Она поглядела на него. - А почему бы вам и правда этого не сделать?

Он опять засмеялся. То есть лицо его изобразило то же самое, и звук он издал тот же.

- Дед мой прошел с Мэрионом [Мэрион Фрэнсис (1732-1795) - руководитель борьбы против англичан в Южной Каролине в годы Войны за независимость] по всей Каролине и был у Кингсмаунтин [место сражения повстанцев Южной Каролины с английскими войсками]. Дядю провалила на выборах в губернаторы Теннесси продажная, вероломная шайка кабатчиков и аболиционистов-республиканцев, а отец мой умер в Чапультепеке [мексиканский форт вблизи от границы с США; здесь в 1847 г. американские войска в ходе захватнической войны против Мексики нанесли поражение мексиканской армии]. После всего этого не мне менять фамилию, которую они носили. Да и жизни своей я не хозяин, пока истерзанная родина обливается кровью под железной пятой захватчиков... - тут он оборвал смех или как там это назвать. Потом лицо его стало удивленным. Потом оно перестало быть удивленным - удивление стало сходить с него сперва медленно, а затем все быстрее, но не чересчур быстро, а как жар уходит из куска железа на наковальне у кузнеца; потом лицо его стало выглядеть просто недоуменным, спокойным и почти умиротворенным. - Разве что потеряю ее в бою, - сказал он.

- Ну, сидя тут, вам это вряд ли удастся, - сказала бабушка.

- Нет, - сказал он. Но я не думаю, чтобы слова ее до него дошли. Он встал. Даже Эб Сноупс и тот за ним следил, - его нож с пучком шпината на кончике повис в воздухе, не дойдя до рта.

- Да, - сказал кузен Филипп. Но на лице его снова появилось: "какая красавица". - Да, - сказал он. Он поблагодарил бабушку за обед. Вернее сказать, заставил свой язык произнести подобающие слова. Они не показались нам очень вразумительными, но он, по-моему, на это никакого внимания не обращал. Он поклонился.

Ни на бабушку, ни на Что-нибудь вообще он не смотрел. Он снова повторил: "Да". И вышел. Мы с Ринго проводили его до парадных дверей, посмотрели, как он садится на лошадь и, сидя на ней с обнаженной головой, смотрит на окна верхнего этажа. Смотрел он на окна бабушки, а рядом с ее комнатой была наша с Ринго. Кузина же Мелисандра не могла его видеть вообще, потому что она лежала в постели на другой половине дома и Филадельфия все еще, наверное, мочила салфетки в холодной воде, чтобы менять у нее на голове компрессы. Сидел на лошади он хорошо - легко, свободно, откинувшись в седле, повернув ступни вовнутрь и держа их перпендикулярно голени, как учил меня отец. И лошадь у него была хорошая.

- Чертовски хорошая лошадь, - сказал я.

- Беги за мылом, - сказал Ринго.

Но я и так уже кинул быстрый взгляд в переднюю, хотя слышал, что бабушка разговаривает с Эбом Сноупсом в столовой.

- Она еще там, - сказал я.

- Ха, - сказал Ринго. - Один раз я еще дальше от нее чертыхнулся и то пришлось мыло глотать.

Тут кузен Филипп пришпорил коня и ускакал. Так, во всяком случае, решили мы с Ринго. Еще два часа назад никто о нем даже не слышал; кузина Мелисандра видела его только два раза и оба раза сидела, зажмурив глаза, и кричала. Но когда мы стали старше, мы с Ринго поняли, что кузен Филипп был единственным среди нас, кто поверил хотя бы на миг, что прощается с нами навек, и не только бабушка и Лувиния знали, что это не так, но и кузина Мелисандра тоже это знала, несмотря на то, что ему так не повезло с фамилией.