Мой век - двадцатый. Пути и встречи - [67]

Херст не был разборчивым эпикуром, наоборот, он покупал все, что ему попадалось, начиная от предметов, найденных при археологических раскопках стоянок древних людей, и кончая известными всему миру шедеврами.

При таких масштабах покупок Херст и понятия не имел, что ему принадлежит. Зачастую в Америку прибывали морем ящики с сокровищами и нераспакованными направлялись прямо на нью-йоркские склады или же пересылались в его замок Сан-Симеон в Калифорнии, где их, не открьюая, складывали в подвалы. Через несколько лет после того, как я стал заниматься продажей херстовской коллекции, я однажды заночевал в замке Сан-Симеон, набитом европейским антиквариатом, включая кровать династии Тюдоров, на которой я спал. Открыв ящик стоявшей у постели тумбочки в поисках чего-нибудь почитать, я обнаружил фотографию дорогого гобелена, поперек которой рукой Херста было написано: ’’Это мой или мне его предлагают?”

В середине тридцатых годов Херсту срочно понадобилась огромная сумма наличными. Представить, что Херст нуждается в деньгах, было так же трудно, как поверить, что пароход ’’Титаник” затонул, натолкнувшись на айсберг. Однако оба эти события действительно произошли.

В конце тридцатых годов становилось все более очевидно, что империя Херста доживает последние дни. Я не хочу здесь останавливаться подробно на этой истории. Достаточно сказать, что волки начали подбираться даже к воротам Сан-Симеона. Банки требовали уплаты нескольких миллионов наличными, держатели акций нескольких предприятий обратились в суд, требуя оплаты. Самым мрачным в жизни газетного магната был час, когда он узнал, что закладные на его любимый замок Сан-Симеон попали в руки его главного соперника в Калифорнии, владельца газеты ” Лос-Анджелес тайме” Гарри Чендлера.

Чендлер продлил сроки платежей, но остальные кредиторы не проявляли подобной доброты. Директору предприятий Херста Ричарду Берлину с невероятным трудом удалось предотвратить закрытие газет и журналов Херста по требованию канадского картеля. Берлин отклонил и предложение о ’’помощи” Джозефа Кеннеди: выкупить все журналы за восемь миллионов долларов — ничтожную часть их настоящей цены.

Империя Херста состояла из девяноста четырех отдельных корпораций, многие из которых были должны друг другу огромные суммы денег. Он также владел тремя поместьями в Калифорнии, несколькими ранчо в Мексике и четырьмя крупными отелями в Нью-Йорке. Однако только коллекцию произведений искусства можно было быстро превратить в наличные, чтобы расплатиться с долгами. Члены правления директоров его предприятий упорно старались убедить Херста продать по крайней мере часть коллекции. Херст так же упорно в течение нескольких лет отказывался это сделать. Наконец настало время, когда он должен был либо положить на стол одиннадцать миллионов, либо окончательно потерять газетную империю, созданную трудом всей его жизни. В конце 1938 года он наконец неохотно согласился продать около половины собранных им сокровищ.

Херст настаивал, чтобы продажа его коллекции была обставлена должным образом и чтобы у публики не создалось впечатления, что это делается по необходимости.

Осуществление продажи было поручено херстовской Международной корпорации по торговле произведениями искусства. В ноябре 1938 года часть коллекции была впервые выставлена для всеобщего обозрения в нью-йоркской галерее Парриш-Уотсона и на аукционе Парк-Берне.

Распродажа полностью провалилась. Крупные антиквары мира, в течение десятилетий набивавшие закрома херстовскими долларами, либо ее игнорировали, либо договаривались не повышать цены на аукционах и доводили их до абсурдно низкого уровня. Тогда сотрудники Международной корпорации попытались последовать моему примеру и потихоньку продавать коллекцию в универсальных магазинах. Из этого также ничего не вышло. Удалось выручить всего около двухсот тысяч долларов — меньше, чем было потрачено на рекламу, оплату сотрудникам и услуги. ’’Дешевле было бы отдать ее задаром”, — ворчал председатель правления херстовского фонда Кларенс Шерн.

В конце концов руководители херстовских предприятий обратились ко мне. Один из членов их совета директоров был моим приятелем. Его звали Чарлз Маккейб. Раньше он издавал нью-йоркскую газету ’’Дейли миррор”, а до этого работал журналистом в Чикаго и был свидетелем организованной мной успешной распродажи русского антиквариата. Он был не только блестящим журналистом, но также одним из самых талантливых бизнесменов, которых я когда-либо встречал.

’’Только один человек может продать эту коллекцию, и человек этот — Арманд Хаммер”, — сказал Чарлз Маккейб члену правления директоров херстовских предприятий и начальнику отдела продажи недвижимого имущества Мартину Хуберту, которому была поручена продажа коллекции.

Хуберт был серьезным бизнесменом. Пригласив меня на переговоры, он понимал, что было бы бесполезно скрывать от меня истинное положение. Поэтому он был со мной абсолютно откровенен и объяснил, что им необходимо немедленно достать одиннадцать миллионов долларов. Он слышал о моем успехе в универсальных магазинах и был готов согласиться на мои условия продажи коллекции Херста. Я сказал, что хочу иметь право устанавливать собственные цены и получать десять процентов от вырученной суммы в качестве компенсации. Он без колебаний согласился, и мы немедленно составили соглашение.