Мой век - двадцатый. Пути и встречи - [25]

Тут я понял, в чем дело. Перед отъездом нью-йоркский адвокат неофициальной советской миссии Чарльз Рехт сказал, что Людвигу Мартенсу, наверное, будет интересно посмотреть снятый год назад фильм о его отъезде из Соединенных Штатов на пароходе ’’Совьет арк”. Это событие было предано широкой гласности, поэтому мне и в голову не пришло отказаться взять фильм с собой. Кто бы мог подумать, что этот поступок может привести к подобным результа-татам! Мне еще предстояло узнать, что очень часто факты, связанные с Советским Союзом, могут интерпретироваться по-разному как внутри страны, так и за ее пределами, и при этом почти всегда каждая сторона предполагает худшее.

Итак, из добровольца-медика я превратился в политически неблагонадежную личность.

Должен признаться, несмотря на всю эту неразбериху, я был в восторге от всего случившегося. Быть арестованным или что-то в этом роде самим Скотланд-ярдом! Даже герой популярного детективного романа позавидовал бы мне в это длинное жаркое утро, когда я сидел в каюте со ’’стражем” у двери — улыбающимся матросом (как жаль, что у него не было оружия и он не смотрел на меня мрачным взглядом) , стараясь сообразить, что же мне теперь делать.

Вскоре я стал догадываться, почему мое имя привлекло внимание Скотланд-ярда. Из Нью-Йорка я послал телеграмму берлинскому представителю Советской России, сообщая о своем приезде, о том, что надеюсь попасть в Москву и что везу с собой фильм Рехта для Мартенса. Я почему-то считал, что эта телеграмма может мне помочь. В то время ходили слухи, что поездки в Россию связаны с большими трудностями, что на границе все отнимают, кроме запасного костюма, пары обуви да смены белья. Говорили еще, что если повезет, оставляют буханку хлеба и головку голландского сыра.

До сих пор не могу понять, почему Скотланд-ярд заинтересовался этим невинным посланием или вообразил, что оно содержит заговор против Британской империи. Правда, в Англии в то время только что закончилась крупная забастовка шахтеров и ходили слухи о загадочных ’’большевистских агентах”. Действительно, очень многие, включая самого Черчилля, в 1919 году верили, что Великобритания была на грани революционного переворота.

Но даже если это было правдой, какое отношение имеет все это ко мне? Сидя в каюте, я размышлял об этом с таким напряжением, что у меня разболелась голова, но так и не нашел никакого смысла в происходящем.

От этих неприятных мыслей меня отвлек стюард моей каюты Риммер. В час дня, как раз когда я почувствовал голод, он вошел в каюту с подносом, наполненным едой, и вытаращил на меня глаза. ’’Страж” куда-то исчез. Если раньше для Риммера я был просто молодым американским туристом, которого ему по долгу службы приходится обслуживать, и источником чаевых, то теперь положение изменилось. Я стал ’’подозрительной личностью”, на которую, как он в возбуждении выразился на своем ланкаширском диалекте, ’’уже падает тень собственной виселицы”.

Хриплым шепотом мой стюард сообщил, что готов мне служить: передать письмо, или — глаза его заблестели — выполнить поручение. Моей первой реакцией было подозрение. Но потом я обдумал его предложение и решил, что нет ничего плохого в том, что я хочу сообщить о своем положении американскому консулу или нашим лондонским представителям. Произошла глупая неприятность, но это еще не значит, что у меня есть основания для беспокойства.

Я кивнул в знак согласия к очевидному восторгу Риммера. ”Когда я принесу чай, - пробормотал он с видом заговорщика, - приготовьте, что надо передать, и я отнесу кому скажете”. Уж не думает ли он, что я незаконно вожу через границу бриллианты?

Сегодня вся эта история выглядит довольно по-детски, но не следует забывать, что в то время я был немногим старше мальчишки и что все это случилось так неожиданно! В любом случае, преданный Риммер доставил на берег мои письма и кормил меня как на убой. Думаю, посмотрев фильм, Скотланд-ярд не нашел в нем ничего, что могло угрожать королю Георгу (тем не менее фильм этот мне не вернули, и Мартенсу так и не привелось его увидеть).

Через два дня мой детектив внезапно меня освободил, извинившись за причиненные неудобства, и сказал, что я могу получить обратно свои документы в главном управлении Скотланд-ярда, куда, добравшись до Лондона, я отправился на такси. В Скотланд-ярде меня немедленно провели в кабинет важного на вид чиновника, который в изысканной манере извинился за происшедшее, сказав, что ’’произошло небольшое недоразумение”.

Он, по-видимому, считал, что его седины дают ему право в отеческом тоне предостеречь меня от сделок с большевиками. ”Я был в России во время режима Керенского и большевистской революции, — сказал он, - и могу вас заверить, что если и найдется безумец, решившийся послать в Россию свои товары, они будут конфискованы большевиками и ему за них никогда не заплатят”.

Когда, покинув его кабинет, я возвращался в свою гостиницу, я услышал крики газетчиков: ’’Экстренный выпуск! Британская торговая делегация на пути в Россию”. Газетный заголовок гласил: ’’Возобновление торговли по новому англо-русскому торговому соглашению”. ”Ну и дела, — подумал я. — Скотланд-ярд служит торговым интересам Великобритании и устраняет иностранную конкуренцию”.