Мой тайный дневник - [10]

Да еще заплатил свои собственные пять крон.

Новая ботаника

В понедельник мы писали письменную работу по ботанике, и сегодня нам должны были сообщить отметки.

Перед ботаникой ребята натерпелись страха. Я тоже уж было испугался, и Миша, заметив это, сказал:

— Мне все нипочем, я в себя верю!

Мне было неприятно, что он плохо подумал обо мне, ведь мне тоже все было нипочем, я тоже в себя верил. Только вот я не знал, написал я правильно ответы или нет.

Но прозвенел звонок.

Учительница принесла письменные работы и показалась нам веселой. От души отлегло: значит, все в порядке!

— Знаете что? — сказала она. — Один из наших шестиклассников изобрел новую ботанику. Она достойна внимания, и поэтому я позволю себе как все десять заданных вопросов, так и все ответы на них написать на доске — для большей наглядности.

И принялась писать.

Кончив писать, учительница так смеялась, что у нее текли слезы, но мы смеялись еще больше. Смеялся даже Петер, который сидит вместе со мной, а он вообще никогда не смеется, потому что его отец работает в похоронном бюро.

Шпала тоже смеялся. Но как-то неуверенно. И мы сразу поняли, что, наверно, это он открыл новую ботанику.

Любопытство нас разбирало, и мы стали приставать к учительнице, кто же все-таки так написал, но она сказала, что это тайна.

Канторис встал и сказал:

— Это не я, потому что в семействе бобовых я назвал сливу, и еще я думал, что клетки растений наблюдают через гороскоп.

Потом учительница стукнула по столу линейкой и сказала:

— Ну, теперь хватит, я начинаю опрос. Как вы повторили материал?

Это нам не понравилось, и мы больше не смеялись.

Когда зазвенел звонок и все стали выходить из класса, учительница сказала:

— А ты, Фасолька, останься.

Я испугался, но учительница затворила дверь, и мы остались совсем вдвоем. Тогда она сказала:

— Ты все списал, это ясно. Но как ты мог написать «письменная работа» на вопрос о семействе бобовых, я не понимаю. Потому у тебя все ответы и сдвинулись: вместо микроскопа оказался горох, а вместо бамбука — сорокаметровая пшеница.

Я ничего не ответил, но весь покраснел.

Учительница схватила меня за чуб и сказала:

— Открой окно и сотри с доски.

Я убежал. Потом была физкультура. А потом мы пошли домой.

Но с Червенкой я больше не разговариваю. Раньше всегда разговаривал, а теперь не буду. Зачем он написал «письменная работа»? Да еще наискосок? Поэтому я и подумал, что это ответ на первый вопрос. Ни у кого из ребят не было написано «письменная». Учительница не просила надписывать. Это он перестарался, хотел показать, что всех умнее.

Учительницу я люблю, а Червенку больше не люблю, и вообще он не самый умный, а самый глупый.

Вечером пришел Миша. Он все еще смеялся.

Это меня разозлило, но я ему ничего не сказал. Сказал совсем другое:

— Не знаю, что это ты все время хохочешь? Не вижу в этой новой ботанике вообще ничего смешного.

Миша удивился, но ничего не сказал, и мы пошли спать.

После захода солнца

Когда в школе собирают бумагу, мама всегда говорит: «Слава тебе, господи!»— и отдает мне отцовы газеты, журналы и всякие другие бумаги.

А когда собирают стекло и тряпье, отец всегда говорит: «Слава тебе, господи!» — и достает мне из подвала всякие бутылки, а из чемоданов — мамины тряпки, лоскуты и жестянки.

Потом бывает буря. Но я здесь ни при чем, ничего сделать мне нельзя, потому что я ребенок и по закону должен слушаться и отца и мать.

Несмотря ни на что, я сбор бумаги и стекла очень люблю, но больше всего люблю, когда собирают металлолом, потому что тогда мы ходим с тачкой и по очереди бываем лошадью.

Мы берем тачку у Мишиного дяди, огородника.

Когда мы уже пошли домой, то встретили Шпалу, и он попросил у нас тачку.

— У меня есть на примете кое-что из металлолома, только без тачки мне не обойтись.

Мне это не понравилось. Ведь лучше, если у нас будет больше, чем у других. Но Миша сказал:

— Хорошо, поможем. А где это у тебя?

И мы пошли, потому что Миша — наш командир.

Когда мы подошли к дому Шпалы, то только диву давались, а Зузка сказала:

— Да какой же это лом? Это нормальная печка.

И на самом деле, это была печка, а когда мы ее сдвинули с места, то почувствовали, что весит она килограммов пятьдесят.

Когда мы возвращались из школы, мы встретили мать Шпалы. Она несла белье и попросила нас ей помочь. Шпала не пошел, сказал, что он должен посторожить тачку, чтобы ее никто не украл.

Все белье вместе с рубашками Шпалы мы сложили в корыто, а мать Шпалы пошла затопить печь, но сразу же обнаружила, что топить-то ей нечего.

— Иисус-Мария! — воскликнула она. — Кто-то украл у меня печь!

Мы ничего не сказали, но поспешили уйти подальше. И Шпала ушел вместе с нами. Я сказал:

— Ты же обокрал собственную мать, и к тому же теперь будешь ходить грязный.

Шпала был готов уже зареветь.

— Я не знал, что мама как раз сегодня собирается стирать! Я хотел только выиграть настольный футбол, я бы и вам давал его поиграть.

Я ему сказал:

— У лжи короткие ноги, и теперь ты выиграешь фигу с маслом.

Но Миша остановил меня:

— Не дразни его и замолчи. Нужно подумать, как поправить дело.

Он за Шпалу всегда заступается, помогает ему даже по математике.