Мой сын БГ - [9]

Мы с Борисом часто ссорились. Он сбегал ради меня из училища, часто опаздывал, я ждала его, нервничала, мне дорога была каждая минута. Потом он приходил, и я говорила ему, что между нами все кончено. У меня до сих пор сохранились записки, которые он подкладывал под дверь, когда я ему не открывала. Борис их писал, просовывал под дверь и поднимался этажом выше, ждал, пока я остыну.

На моей стене висел его портрет. Однажды, вспылив, он схватил свой портрет со стены и начал его топтать. Я как закричу: «Не трогай, не твое!» И снова повесила на стену.

Перед нашей свадьбой мы поехали в Сочи в роскошный санаторий Дзержинского, который строили еще немцы. Поблизости находились дачи высших партийных начальников. Я не имела права находиться там, отец достал путевку в этот санаторий только для Бориса. Он же снимал для меня комнату у служащих этого санатория. Таким образом, мы находились рядом друг с другом. Я увидела море, великолепие дворцов, пальмы. Я почувствовала себя такой оскорбленной — почему я должна была жить в нищете, когда вокруг существовала такая красота. С начала пятидесятых годов я ездила в этот санаторий каждый год, узнавала пути, лазейки, как туда попасть.

Может быть это мой недостаток, но я была очень целомудренной. На второй год нашего знакомства он попытался меня поцеловать. Мы же росли в такой нравственной обстановке, ничего не знали о взаимоотношениях полов. Я так испугалась, как будто под поезд попала. Я его оттолкнула и сказала: «Я тебя не люблю». Больше с поцелуями он до свадьбы ко мне не лез.

Мы расписались 30 июля 1952 года. Мне очень хотелось, чтобы свадьба была в день моего рождения. Но свекровь сказала, что они не успеют сшить себе к свадьбе платья, поэтому решили отложить до 9 августа. А я все равно хотела, чтобы мы поженились в день моего рождения. Поэтому 30 июля мы с Борисом пошли в ЗАГС, и нас расписали. Но родители ничего не узнали. 9 августа нам дали машину, мы опять поехали в ЗАГС, посидели там во дворе и вернулись назад. Было большое торжество, присутствовали все высокопоставленные гости, друзья отца Бориса.

После свадьбы нам отвели в квартире Бориса две комнаты — спальню и кабинет. Мы начали жить вместе.

Борис постоянно изобретал новые приборы для моряков, все время находился в плаваниях. Когда он был дома, мы веселились в нашей компании, с моими подругами и его друзьями.

Когда я уже была беременна, я ходила на обследование в больницу. Мне сказали, что у меня будет девочка. Я ужасно расстроилась, потому что хотела исключительно сына. Борис вернулся с работы, а я вся в слезах.

— Что такое? — спросил он.

— Будет девочка, — всхлипывая, ответила я.

— Ну и что?

— Как ну и что! У меня же должен быть Боренька.

Возможно, от моего отчаяния у меня все-таки родился мальчик.

Фотоальбом к главе "Борис"

БОРЕНЬКА

Первые пять лет семейной жизни я нигде не работала. Рабочих мест для юристов создавалось крайне мало, все выпускники стремились остаться в Ленинграде, поэтому конкуренция была огромной. Я и не особенно хотела идти работать в юриспруденцию. Практика в судах, которые, как правило, располагались в грязных и убогих подвалах, произвела на меня угнетающее впечатление.

Утром все, кроме меня, уходили на работу. Я оставалась одна в огромной пятикомнатной квартире. В столовой традиционно играл радиоприемник. Затем у нас появился телевизор. С самого утра я заводила пластинки, которые во множестве привозились отцу Бориса из-за границы. Я любила и без конца слушала Петра Лещенко.

Мой муж часто плавал в рабочие командировки на кораблях. Незадолго до рождения Бореньки он побывал в Англии, там в 1953 году проходила коронация королевы Елизаветы II. Борис привез массу фотографий, альбомов и пластинку «Истамбул-Константинополь». Это был первый рок, который я услышала в жизни. Мне эта музыка очень понравилась. Я без конца ее слушала. В этот же год в нашу стану впервые было привезено индийское кино — кинофильм «Бродяга» Капура.

Я попросила своего мужа сходить в кино вместе со мной, хотя сеанс был прямо в тот день, когда Борис вернулся из Лондона. На следующий день муж отвел меня в больницу. Было пора. Таким образом, получается, что, еще не родившись, Боренька слушал то рок, то индийскую музыку. Я меры не знала, слушала две эти вещи без конца.

Боря родился в Снегиревке, родильном доме имени Снегирева. Когда в больнице санитарка меня переодевала, она спросила, куда складывать мои вещи. Я попросила отдать их мужу. Борис стоял в коридоре. Санитарка вышла и через минуту вернулась со словами: «Какой мужик у тебя шикарный, а ты такая невидная бабенка. Знать, в тебе изюминка какая-то есть». Под эти слова я прошла в родильное отделение. Меня захотела осмотреть большая группа студентов-медиков, но я им не далась. Их руководитель назвала меня за это «несоветским человеком». Потом начались очень сильные боли. Я кричала на все отделение, но так и не могла ни до кого докричаться. Наконец одна из врачей, которая все это время увлеченно обсуждала график своего дежурства, посмотрела в мою сторону и сказала: «Что это за американку нам тут привезли?» Меня всегда поражало, как политизированно они ругались. Что было потом, плохо помню. Очень сильная боль, которая начала спадать в те самые минуты, когда акушерка, выдохнув, сказала мне: «У вас мальчик».