Мой старший брат Иешуа - [11]

Во время этой встречи Ирод и Антоний понравились друг другу и не стали этого скрывать. Другое дело, что времени для утех в тот раз у них было не так много.

Тем временем прибыли жалобщики. Антоний арестовал их и собрался предать казни, но Ирод стал горячо отговаривать его от свершения этого неправедного дела. Антоний скорее удивился, чем прислушался к доводам, но отказать не смог.

Из Эфеса Антоний отправился в Антиохию, а затем на Кипр, а братья вернулись в Иерушалайм — по суше, поскольку и корабли с гребцами и лучниками они преподнесли в дар великому владыке.

Итак, свадьбу пришлось отложить, но Гиркан был доволен хотя бы тем, что Антоний подтвердил его титул эт-нарха, а также назначил тетрархами Иудеи и Галилеи Фа-саэля и Ирода соответственно. Теперь у них были свои родовые земли. Ирод также сохранил наместничество над всей Келесарией и теми остатками Сирии, которые еще не отпали к парфянам…

В это же самое время Дора с сыном переехала в Тир. Причина этого неизвестна; во всяком случае, шпионы Ирода не смогли сообщить ему ничего существенного. Возможно, Дора была озабочена прежде всего образованием и воспитанием сына. Антипатру пошел четырнадцатый год; Тир же славился своими школами и академиями. А может быть, ей просто прискучила небольшая Самария. Тир был куда больше, шумнее и ярче.

Вернувшись, Ирод застал Гиркана за сбором внеочередной дани с подданных — дабы возместить подарок Антонию и сыграть наконец злосчастную свадьбу, — и своей волей отменил этот сбор и даже раздал обратно уже собранное. Гиркан пытался протестовать, но полномочия Ирода как римского наместника оказались куда весомее, чем самовластье этнарха Гиркана. Что сказать: Ирод лучше кого-либо понимал: в смутные времена поддержка народа значит больше, чем все серебро мира, и почему бы, отказавшись от малого, не получить большое?

Что странно, Фасаэль в споре стал на сторону Гиркана, и это была, наверное, первая и последняя крупная размолвка братьев.

Тем временем мирные дни стремительно истекали. До большой и долгой войны оставалось совсем немного.

Познал ли Ирод свою невесту Мариамну? Она утверждала, что да, но так ли это, сказать невозможно, потому что далеко не всем словам этой женщины можно было верить. Не потому, что она была лживой, нет; просто она, возможно, от скуки, возможно, из-за необузданности воображения — измышляла для себя жизнь, полную интриг и опасных тайн, жизнь, в которой никому, и в первую очередь ей самой, не отличить было правды от вымысла, гак плотно они переплелись, так проросли друг в друга; в конечном счете, именно за это она и поплатилась.

Вести о том, что парфяне вышли к морю, заняв в числе прочего Тир и Сидон (вернее, в Тир они не вошли по договоренности с Марионом, но получали от него деньги и подкрепления), и что Антигон поднял в южной Сирии и Галилее уцелевших от расправ Ирода цибаев, сторонников казненного Хизкийяху, достигли Иерушалайма одновременно. Ирод, чье войско в тот момент было разбросано по разным местам, понесся его собирать; Антигон успел напасть на тот отряд, что оставался в Галилее, и частью разоружил его, а частью уничтожил. Произошло это у городка Харазин. Через несколько дней Антигон вошел в Иеруша-лайм — в ту пору, напоминаю, не защищенный стенами. Следом, опоздав буквально на несколько часов, в Иеруша-лайм привели войска Фасаэль — он пришел от Масады и другой эдомской крепости, Мариши, — и Ирод, снявший гарнизоны из Генона и Скифополя. Антигон, у которого было более десяти тысяч войска, заперся в Храме; братья, имевшие под рукой менее трех тысяч, осадили храм. В ближайшие дни к ним должно было подойти подкрепление…

Но парфяне подошли раньше.

Завоеватель полумира, парфянский царевич Пакор никогда не будет прославлен как великий полководец по од-ной-единственной причине: он не любил проливать кровь. Нет, он умел сражаться, и римский консул Марк Красс мог бы многое рассказать об этом, если бы остался жив. Но высшим мастерством военачальника Пакор полагал умение пожинать плоды побед, не одерживая самих побед, а если это ему не удавалось почему-то, то хотя бы — побеждать без сражений. Мир и легкие налоги — вот что начертано было на его знаменах. Мудрый, вдумчивый и милосердный правитель; спустя несколько лет его кончину оплакивали все покоренные им народы.

Да, он умел покорять себе…

Кесарь Август многому у него научился.

Но я забежала вперед.

…Парфяне вошли в Иерушалайм. Их было немного, но они вели себя так, что им хотелось подчиняться. Спокойная и даже добрая сила. Они пришли, чтобы вокруг все стало хорошо.

Потом, разумеется, это очарование развеялось, хотя и не до конца. Время парфян долго вспоминали как золотые годы.

Итак, Антигону, с одной стороны, и Гиркану, Фасаэлю и Ироду, с другой, было предложено предстать перед царевичем Пакором и принять его суждение. Подождать царевича можно в спокойном месте, вдали от иерушалаимской суеты — в загородном дворце царя Сидона, под сенью пальм и фонтанов.

Потом было много пересудов, почему Ирод не воспользовался приглашением. Якобы его предупредили о заговоре — то ли добродетельный сирийский купец, то ли даже тайный римлянин на парфянской службе… Сам он ни о чем таком не рассказывал. По его словам, и заговора-то никакого не было: Антигон был настолько уверен в своей правоте, что строить какие-то козни считал попросту излишним. Ирод же остался в Иерушалайме, во-первых, потому, что его опять трясла лихорадка, а во-вторых, он опасался за некоторых не в меру горячих командиров-эдомитян, которые выражали недовольство парфянами. Малейшая искра — и он бессмысленно лишился бы армии, которую так долго налаживал и выправлял…