Мой спаситель - [84]

Наклонившись вперед, он перерезал путы на лодыжках и перекинул ноги через край постели. Кажется, они не были сломаны. Он отыскал глазами свою одежду и приступил к медленной, болезненной процедуре одевания.

Опустившись на колени подле мертвых испанцев, он тщательно обыскал обоих. Найдя несколько монет и кинжал, он прицепил на пояс перевязь с мечом и бросил последний взгляд на распотрошенный матрас. На простынях виднелись пятна — кровь. Не вся она была его собственной. Часть принадлежала Лине — девственная кровь, которой она пожертвовала в пылу страсти. Их кровь останется навечно смешанной на белом полотне, как должны были быть связаны и их жизни. Он стиснул зубы. Ему было невыносимо больно думать об этом.

Тихо, подобно тени, он выскользнул в умирающую ночь, чтобы найти Лине. Он не знал, что будет делать с ней, когда найдет, — убьет или поцелует. Но он должен был отыскать ее раньше Эль Галло.

Большой зал замка де Монфоров был меблирован экстравагантно, почти кричаще. На стенах висели арраские гобелены, а деревянные панели во всю длину комнаты были украшены переплетенными виноградными лозами и цветами зеленых, розовых и желтых тонов. Ряд инкрустированных ширм красного дерева отгораживал вход в кладовую, где суетились слуги, готовя ужин. Между высокими, закрытыми ставнями окнами на стенах висели канделябры с восковыми свечами. Поддерживаемый балками потолок был оштукатурен и разрисован сценками на библейские темы. Оглядевшись по сторонам, Лине по-новому оценила то, чем пожертвовал ее отец.

— Медальон? — вежливо переспросила она. Мужчина перед ней, лорд Гийом де Монфор, настолько напомнил ей отца, что у нее перехватило дыхание. Его глаза светились тревожной надеждой, когда он пригласил ее присоединиться к нему в большом зале. Как ей хотелось дать ему любой другой ответ, кроме того единственного, который у нее был.

Кровь прилила у нее к щекам, но она любезно улыбнулась и попыталась скрыть замешательство.

— Он… он утерян, милорд.

— Утерян? — Слово эхом отдалось в огромной комнате. Он сомневался в ее словах. Она видела это по тому, как затрепетали его ресницы. Он был разочарован.

Тяготы ее долгого путешествия — промозглый холод в лесу, бессонная ночь, тщетные попытки привести себя в благопристойный вид после ночи, проведенной в дороге к замку де Монфоров, — сказались на ней. Ей хотелось положиться на милость своего дяди, так напоминавшего ей лорда Окассина, рассказать ему все, выплакаться у него на груди. Но в ней говорила усталость — усталость, отчаяние и разбитое сердце, — а не здравый смысл. Это было недостойно леди.

Вместо этого она глубоко вздохнула и принялась теребить пальцами мягкий зеленый бархат новой накидки, которую она купила у местной швеи почти даром, отдав ей за нее перстень цыгана.

— Я понимаю, что кажусь вам чужой. И я знаю, что мой отец был… изгнан…

— Нет! — воскликнул лорд Гийом и отвернулся. — Он не был изгнан. Он был моим братом… да упокоит Господь его душу. — Он прижал палец ко лбу, несомненно, переживая прошлую боль заново. — Наш отец был слишком упрям, чтобы попросить у Окассина прощения, и я видел, как он страдал из-за этого. Я видел, как быстро состарилась наша мать, лишенная любви своего второго сына. Но он всегда был моим братом по крови и в моем сердце. Когда он написал, что умирает… — Он подавил готовое вырваться рыдание.

Лине почувствовала, как у нее перехватило дыхание. В глазах щипало от непролитых слез.

Лорд Гийом пришел в себя и откашлялся.

— Окассин написал, что у него есть ребенок от его… брака — дочь. Он сказал, что, если с ней что-нибудь случится, если ей когда-либо потребуется помощь де Монфоров, ее можно будет узнать по медальону на шее.

Слезы застилали Лине глаза.

Лорд Гийом внимательно рассматривал ее.

— Ваши глаза так похожи на его, — прошептал он. Затем он вздохнул. — Но без медальона…

Лине шмыгнула носом. Она поняла. Без медальона она была ничем не лучше простолюдинки, выдающей себя за леди. Как она была глупа, если надеялась, что найдет здесь спасение. Она сделала быстрый книксен, а потом резко развернулась и поспешила прочь, чтобы не дать волю чувствам на глазах у этого человека.

— Подождите! — окликнул он.

Она остановилась, но не нашла в себе мужества повернуться к нему.

— В моей голове достаточно сомнений и стыда, разъедающего мне душу, чтобы по крайней мере предложить вам обычное гостеприимство, — произнес он усталым голосом. — Пока не будет доказано обратное, я приветствую вас как члена семьи. — Он дважды хлопнул в ладоши, подзывая служанку из-за ширмы. — Маргарита, проводите леди Лине в розовую спальню и помогите ей устроиться.

Лине, горло у которой пересохло от волнения, обернулась и отвесила ему благодарный поклон. Потом она последовала за служанкой через зал и вверх по лестнице в свои новые покои.

Спальня оказалась роскошной. Над огромной кроватью простерся балдахин розового бархата, привязанный к столбикам толстым шелковым шнуром. Свежеоштукатуренные стены были разрисованы розами всех мыслимых оттенков розового — оранжево-розового, светло-вишневого, кораллового, розовато-лилового. Свечи формы переплетенных роз в изобилии украшали каждый предмет изысканной мебели — стол, шкаф и бюро. Высокое окно, в которое была вставлена рама с цветным стеклом в форме розы, обрамляла пара толстых гобеленов, изображавших лордов и леди на лоне природы. Даже тростник, лежавший на полу, был обильно усыпан лепестками роз, отчего спальня благоухала подобно саду.