— А один раз даже незнакомый человек на меня освирепел… Дело было в поезде, едем мы в купе, я, конечно, по своей привычке сижу, молчу…
Я закрыл глаза и притворно захрапел, чтобы прекратить эту глупую болтовню.
— …Он сначала спрашивает меня: „Далеко изволите ехать?“ — „То есть, как да?“…
— Хррр-пффф!..
— Гм! Что он заснул, что ли? Спит… Ох, молодость, молодость. Этот студент бывало тоже, что со мной жил… Как только ляжет — сейчас храпеть начинает. А иногда среди ночи проснется и начинает сам с собой разговаривать… Со мной-то не наговоришься — хе-хе!
Я прервал свой искусственный храп, поднялся на одном локте и ядовито сказал:
— Вы говорите, что вы такой неразговорчивый. Однако теперь этого сказать нельзя.
Он недоумевающе повернулся ко мне.
— Почему?
— Да вы без умолку рассказываете.
— Я к примеру рассказываю. Вот тоже случай у меня был с батюшкой на исповеди… Пришел я к нему, он и спрашивает, как полагается: „Грешен“. — „А чем?“ — „Мало ли!“ — Молчим. Он молчит, я молчу. Наконец…
— Слушайте — сердито крикнул я, энергично повернувшись на постели, Сколько бы вы ни говорили мне о вашей неразговорчивости, я не поверю! И чем вы больше мне будете рассказывать — тем хуже.
— Почему? — спросил мой компаньон обиженно, расстегивая жилет. — Я, кажется, не давал вам повода сомневаться в моих словах. Мне однажды даже на службе была неприятность из-за моей неразговорчивости. Приезжает как-то директор… Зовет меня к себе… Настроение у него, очевидно, было самое хорошее… „Ну, что, спрашивает, новенького?“ — ничего?» — «Да так ничего!» — «То есть, позвольте… мне…»
— Я сплю! — злобно закричал я. — Спокойной ночи, спокойной ночи, спокойной ночи.
Он развязал галстук.
— Спокойной ночи. «…Как это вы так мне отвечаете, — говорит, ничего! Это невежливо!» — «Да как же иначе вам ответить, если ничего. Из ничего и не будет ничего. О чем же еще пустой разговор мне начинать, если все старое!» — «Нет, говорит, все имеет свои можно, говорит, быть неразговорчивым, но…»
. . . . . . . . . . . . .
Тихо, бесшумно провалился я куда-то, и сон, как тяжелая, мягкая шуба, покрыл собою все.
* * *
…Луч солнца прорезал мои сомкнутые веки и заставил открыть глаза.
Услышав какой-то разговор, я повернулся на другой бок и увидел фигуру Максима Семеныча, свернувшуюся под одеялом. Он неторопливо говорил, смотря в потолок:
«Я, говорит, буду требовать у вас развода, потому что выходила замуж за человека, а не за бесчувственного безгласного идола. Ну, чего, чего вы молчите?» — «Да о чем же мне, Липочка, говорить?»
