Мой Шелковый путь - [54]

— Но я же вижу, что ты изменился.

— Все меняются, папа. — И он закурил, хотя прекрасно знал, что я не курю и не люблю, когда дымят в моем присутствии.

— Ты так говоришь, будто гордишься переменами в себе. А они, между прочим, не в лучшую сторону.

— А разве все люди — ангелы?

— Почему ты куришь?

— Привычка.

— Дима, тебе предстоит жить в оксфордском общежитии вместе с детьми президентов и королей. Там надо вести себя нормально.

— Хочешь сказать, что мои сигареты кому-то мешают?

— Мешают, Дима.

— Да совсем не мешают. Почему я не должен курить, если мне хочется?

— Надо считаться с людьми. Надо уметь соответствовать здешним нормам. Если ты так будешь вести себя, то не уживешься здесь.

— Значит, не уживусь, — раздраженно сказал мой сын. — Клином, что ли, свет на Оксфорде сошелся?

— Это что за разговор?

— Разговор как разговор…

— Что ты себе позволяешь? Ты с отцом разговариваешь! Брось сигарету!

— Да что ты давишь на меня?!

Тут я вспылил и указал на дверь.

— Раз так, то собирай вещи и двигай отсюда! Кому ты нужен такой?

Дима сделал вид, что ему все равно, собрался и уехал.

Мне показалось, что небо почернело во время нашей ссоры. Сын и отец разошлись. Пропасть пролегла между нами. Гнев мой был столь велик, что я слышать не хотел ничего о Диме. Если ему наплевать на мое мнение, то ему наплевать и на меня. Я пытался наладить его жизнь, а он по-хамски растоптал мои планы. В этом случае нас ничто не может связывать…

Но как это жутко! Как больно! Отвернуться от родного сына…

После этого я не разговаривал с ним десять лет. Дима присылал мне письма, извинялся, но я упорствовал…

Он, конечно, горя натерпелся за эти десять лет, жизнь его похлестала изрядно. Женитьба не принесла ему счастья: супруга бросила его, потому что он не мог содержать семью. Мне кажется, я физически ощущаю сейчас терзания, которые он испытывал в те годы. Он пытался вернуться ко мне, пытался завязать хоть какие-то нити отношений, однако я принципиально не шел на контакт.

И вот, вернувшись в Москву, я получил от него письмо. Дима просил прощения, и я вызвал его к себе. Он сильно изменился, взгляды стали другими, бессмысленное упрямство исчезло. Сейчас он учится, женился, родил мне внуков, и я рад видеть его возле себя.

Однако я забежал вперед. До этих мирных дней еще далеко…

Глава 15 Ухудшение обстановки

Обвинить можно и невинного, но обличить — только виновного.

АПУЛЕЙ

Свобода возможна лишь в той стране, где право господствует над страстями.

ЛАКОРДЕР

Итак, я жил то в Лондоне, то в Париже, не переставая хлопотать о предоставлении мне вида на жительство во Франции.

В ответ на мои прошения не раздавалось категорического «нет», слышались только всякие отговорки, переносившие рассмотрение вопроса на «завтра». Прямо как в известном фильме «Приходите завтра».

Так продолжалось два года. Наконец терпение мое исчерпалось. Созвав моих адвокатов, я заявил, что не намерен больше прятаться ни от кого.

— Вы понимаете, что это не жизнь? От кого я прячусь? Что я сделал?

— Вы не прячетесь, Алимжан. Но в сложившейся ситуации можно сказать, что вы избегаете конфликтов с налоговой инспекцией Франции.

— У меня нет причин для таких конфликтов, — сказал я.

— Алимжан, французы хотят, чтобы вы платили налоги во Франции.

— Черт с ними! Давайте я буду платить какие-нибудь налоги, чтобы полиция отстала от меня. У них не должно быть ко мне претензий.

— Но весь ваш бизнес находится в России… Нужно каким-то образом сделать так, чтобы показывать какой-нибудь заработок во Франции. Например, можно ту сумму, которая приходит из Москвы, формально назвать заработком.

— Как так?

— Деньги, поступающие к вам из России, можно приравнять к заработку. Вы же получаете их? Предъявляйте их и платите с них налог.

— Это можно оформить?

— Вполне.

— И это успокоит полицию?

— Может быть… Хотя полиция, как вы знаете, всегда сумеет найти предлог, чтобы вызвать вас для очередного выяснения каких-нибудь обстоятельств.

— Ладно, давайте попробуем. Если французы согласятся…

Мой помощник подсчитал, сколько денег требуется мне на жизнь: получилось примерно десять тысяч долларов в месяц. Из Москвы мне прислали официальную справку, что эта сумма составляет мой доход и что деньги эти пересылаются мне в Париж. С этих денег я и стал платить налог во Франции, хотя мне по-прежнему не позволяли открыть счет и по-прежнему держали на прицеле, как волка.

Не изменялась и ситуация с видом на жительство. Поначалу мне обещали дать разрешение на один год с последующим продлением, но так и не сделали этого. Я терпеливо ждал. За меня ходатайствовали очень большие люди, даже депутат Европарламента, у которого были какие-то родственники, которые планировали строить в России то ли очередное Шереметьево, то ли что-то еще. Так как у меня в то время были прекрасные отношения с губернатором Громовым, а Шереметьево относится к области, я заверил, что могу переговорить с губернатором. Никаких гарантий я, конечно, дать не мог, но «замолвить словечко» обязался. Они зацепились за это, в ответ решили поддержать меня. Так произошел мой первый контакт с французами на высоком уровне. Это были не какие-то тайные переговоры в кулуарах, заинтересованные лица официально писали в бумагах, что «господин Тохтахунов имеет полезные контакты, которые могут помочь пролоббировать строительный проект», а это в свою очередь было бы весомым вкладом в развитие французской экономики и т. д. Они выступили с просьбой дать мне вид на жительство хотя бы на тот период, пока будет идти указанное строительство.